Можайский — 4: Чулицкий и другие - страница 20
— Нет уж, увольте!
— Ну, хорошо. А все-таки? На чем остановились бы вы?
— Я, — Саевич что-то прикинул руками, произведя серию быстрых и непонятных жестов, — я, — повторил он, — сделал бы все-таки транспортер. Только не циклический, а навроде пулеметной ленты, что позволило бы не только прокручивать один и тот же сюжет из повторяющейся серии снимков, а сколько угодно разных сюжетов и в любой последовательности при незаметной практически перезагрузке. Да, это потребовало бы значительного количества снимков, но идея стоит того. Кроме того, качество снимков в таком мероприятии особенной роли не играет, а значит — достижимо любое количество без всякого видимого ущерба для качества.
Чулицкий хлопнул в ладоши:
— Браво, господин Саевич! Напрасно вы отказались от пари!
Григорий Александрович даже покраснел от удовольствия:
— Значит, я прав?
— Да.
Недолго, однако, Григорий Александрович наслаждался своим торжеством. Его лицо как-то вдруг затуманилось, и он, сбиваясь, спросил:
— Но подождите… если я прав… то кто же сделал такой аппарат?
Чулицкий, буквально только что хваливший Саевича за находчивость и сообразительность, злорадно усмехнулся:
— Что: обскакали вас, Григорий Александрович?
— Но кто?
— А вот послушайте дальше, и всё тогда узнаете!
Саевич вновь покраснел, но теперь — от досады.
Чулицкий продолжил прерванный рассказ:
— Итак, «Волшебный фонарь!» — воскликнул я и перед моим мысленным взором тут же предстал громоздкий и явно тяжелый ящик, спущенный в подвал подозрительным Кузьмой. «Кажется, — добавил я, — это мы скоро выясним. Но пока — будьте любезны — в паре буквально слов расскажите о том, чего от вас добивался призрак!»
Некрасов ответил просто:
«Отдать наследство».
— И все? — уточнил я.
«Сначала — да».
— Значит, было и «потом»?
«Было. Но сначала — наследство. Правда, была одна странность…»
— Какая?
«Вот вы говорите, — издалека приступил Некрасов, — что призрак — мой дядя. Или, точнее, дядя стоит за его появлениями. Сейчас, когда обман обнаружился, я верю в злой умысел, но дядин ли он?»
— Что именно вас смущает?
«Призрак не требовал вернуть наследство именно дяде. Нет. Ничего подобного. Он…»
— Я знаю, — перебил я Некрасова, — он предложил совершить благотворительный взнос.
«Да!» — Борис Семенович немножко удивился. — «Откуда вам это известно?»
— Наш человек…
Тут Чулицкий взглянул на Любимова. Поручик на такое определение — «наш человек» — только улыбнулся.
— Наш человек, — я не стал уточнять детали, — выяснил это по ходу следствия. Вы — не единственная, как я теперь полагаю, жертва.
«Минутку!» — Некрасов нахмурился. — «Не понял: я — не единственная жертва? Или то, что я — жертва, ставилось вами под сомнение?
Мои слова действительно прозвучали довольно двусмысленно, и я поспешил — опять же, не вдаваясь в детали — успокоить Бориса Семеновича:
— Жертва. Разумеется, жертва!
«А я уж было подумал…»
— Нет, что вы! — зачем несчастному было знать о наших давешних подозрениях? — Но у нас на руках такое дело, что голова уже кругом идет! Из множества совпадающих деталей по необходимости приходится сделать вывод: вы — не единственная жертва!
«Моего дяди?!» — Борис Семенович теперь не понимал вообще ничего.
— Нет, конечно. Не вашего дяди. Другого человека.
«Я его знаю?»
— И да, и нет.
«То есть?»
— Это — тот санитар из покойницкой Обуховской больницы.
«Барон Кальберг?»
— Он самый.
Удивление Бориса Семеновича стало безмерным:
«Ему-то это зачем?!»
— А вот это мы и пытаемся выяснить.
«А причем тут мой дядя?»
— Ваш дядя… — я постарался выбрать выражение помягче, но не очень преуспел. — Ваш дядя — негодяй, каких мало. Он явился заказчиком преступления в отношении вас. И в отношении вашего двоюродного брата тоже!
«Ничего не понимаю!»
— Неудивительно: вы не видите картину в целом.
«И в чем же заключается это целое?»
— Сейчас не время об этом говорить. Позже. Когда следствие завершится.
«Но как же быть с наследством?»
— В каком смысле?
«В том, что дядя его себе не вернул! Зачем ему было нужно совершать преступления?»
— Ответьте вот на какой вопрос: вы сами выбрали цель пожертвования?
«Нет».
— Стало быть, вам ее призрак подсказал?