Мрачная комедия - страница 57
Танга вздохнула. На лице появилась гримаска.
— Это я делаю для Франции.
Она села на колени О'Мара и обняла его за шею. Ларю навел камеру и начал считать: «Один, два, три…».
— Давай, Танга, — сказал О'Мара.
Их губы слились в тот момент, когда Ларю включил вспышку.
— Все в порядке, Ларю? — спросил О'Мара.
— Думаю хорошо. Но лучше повторить.
— Еще раз, Танга, — сказал О'Мара. Он посмотрел на нее лукаво. — Мне очень жаль.
Она подняла брови.
— Да… Почему?
Был сделан второй снимок. Затем О'Мара сказал:
— Ларю, возвращайтесь в Гуарес. Постарайтесь, чтобы вас не видели. Это будет нетрудно. Не так-то много людей здесь ночью. И идите лучше сейчас. Не забудьте, что мне нужна эта фотография к трем часам завтрашнего дня.
— Я дал слово. А как насчет текста на обратной стороне?
— Сейчас сделаю, — сказал О'Мара. Он прошел к шкафу в дальней стороне конторы и принес ветхую пишущую машинку. Поискал листок бумаги в грязном ящике стола, вставил его в машинку, начал печатать:
«Фотография Жюля Франсуа Тодрилла. Нацистский агент. Действовал в районе Гуарес — Сант-Лисс — Сант-Брие. Взята у сотрудника отдела британской спецслужбы для сравнения с реальным именем и описанием во Втором отделе».
О'Мара вынул лист, перечитал и передал Ларю.
— Я не смогу воспроизвести этот текст на обратной стороне микрофотографии. Это будет нехорошо. Я сделаю вторую микрофотографию и скреплю ее с первой перфорацией. Это то, что мы обычно делаем. Это будет выглядеть хорошо.
— Отлично, — сказал О'Мара. — Вы хорошо проделали свою работу. Благодарю.
Они пожали друг другу руки.
— Что бы вы ни делали, мсье… удачи вам. И наилучших пожеланий.
Ларю положил камеру в сумку и повесил ее на место.
— Минутку, — сказал О'Мара. — Вчера вечером слишком добросовестный член маки стрелял в меня, когда я входил в виллу. Он думал, что я нацист. Ему об этом сказали. С сожалению, его убил мой помощник.
Ларю пожал плечами.
— Это, должно быть, молодой Дюпон — Гастон Дюпон. То же было и в войну. Он всегда слишком торопился убить кого-нибудь. Не хотел думать, как вы говорите, «к сожалению». В конце концов, он был уверен, что умирает за Францию.
О'Мара закурил. Он стоял, прислонившись к стенке.
— О'Мара… — сказала Танга. — Я думаю, вам стало лучше.
Он улыбнулся ей и сказал:
— В нашем деле есть свои радости — даже если они сводятся «на нет» обстоятельствами. Я предпочел бы поцеловать вас не перед камерой.
— Не сомневаюсь, — сказала она.
— Вам лучше уйти сейчас. Берите велосипед и возвращайтесь на виллу. Входите лучше через парадный вход.
— А вы?
— Я скоро вернусь.
— Я думаю, — сказала она, — что мне придется с трудом крутить педали в гору, в то время как вы будете с удобством ехать на моей машине…
— В дорогу, — сказал О'Мара коротко.
Она вышла, подумав, что какие бы мысли ни были в голове у О'Мары, это были очень мрачные мысли.
Был час ночи. О'Мара расхаживал по спальне, держа руки в карманах халата. Во рту у него была незажженная сигара. Большой серебряный кофейник, стоявший на столике, был пуст.
Он думал, что жизнь частенько приносит неприятные сюрпризы. И уж, если они случаются, они чертовски неприятны. И вы вынуждены что-то предпринимать, а вам не с кем обсудить свои действия или действующих лиц. Вот так обстояли дела. Вспомнил свою встречу с Мороском и Наго. Он вспомнил пламя зажигалки между пальцами…
Это были неприятные воспоминания. Но так и должно было случится, таковы были правила игры.
Танга постучала в дверь и тихо позвала:
— Шеф на линии. Будете говорить из моей комнаты или спуститесь вниз? Я вам нужна еще?
— Нет, ложитесь спать, — кратко сказал О'Мара. Он вышел в коридор, спустился по лестнице. Когда прошел в комнату Танги, услышал ее бормотание: «Такая свинья…».
Он взял трубку. В ней послышался голос Куэйла.
— Послушайте, Питер, — сказал О'Мара. — Это будет слишком жестоко.
— Да? — спросил Куэйл.
— У меня наконец-то есть определенный план действий. И единственное, что я могу придумать в связи с этим — забросить крючок.
— Понятно. Какова наживка и насколько ценна рыба?
— Рыба очень ценная. Поэтому и наживка должна быть очень хорошей. Мне это не нравится, но выхода нет. Я должен отдать им Гелваду и женщину… — голос его был тоскливым.