Мрачные всадники - страница 12

Партридж продолжал наблюдать за охотником за головами поверх низкого пламени костра, который они развели. Он пил кофе охотника за головами, постоянно помня о «кольте» у своего бедра.

Рядом с Крессом на траве лежал двуствольный «ремингтон». Мужчина абсолютно не узнавал в собеседнике Нейтана Партриджа.

Неужели тюрьма так сильно его изменила? Он знал, что похудел, стал более жилистым и мускулистым. Лицо осунулось, скулы заострились от старости. Наверно, он действительно выглядит как другой человек.

Кресс тем временем рассказывал о других разбойниках, которых загнал в землю. Он был одет в потёртые, изношенные оленьи шкуры, которые были темны от пота и земли. От него пахло грязью и мочой — слишком много ночей он провел спящим в кучах листьев и канавах. Лицо его было сплошь покрыто оспинами, а с подбородка свисала сальная бородка.

— Я только что был у него дома, — сказал Кресс. — Точнее, в том, что осталось после пожара. Думал, может быть, мне повезет. Наверно, он прячется в горах. Но я его вынюхаю. Я всегда так делаю.

Вздохнув, Партридж еще раз взглянул на плакат Кресса с разыскиваемыми преступниками. Он хорошо помнил эту фотографию. Снимок был сделан в Чимни-Флэтс вскоре после его ареста.

Но Партриджа продолжало беспокоить то, что существовала и более свежая его фотография. Её сделали для досье тюрьмы Юма. К счастью, у этого парня её не было. Пока не было.

Вопрос один: что делать дальше?

Кресс представлял для него угрозу. Такие люди, как он, постоянно приходили и уходили. Если охотник за головами исчезнет с лица земли, никто ничего не заподозрит. По крайней мере, какое-то время.

Партридж был сыт по горло убийствами. Он так устал от этого. Основные поворотные точки его жизни были ознаменованы какими-то убийствами. Но, похоже, у него просто не было выбора.

Его рука скользнула по колену, медленно приближаясь к «кольту».

Кресс отхлебнул кофе, скривился и, опустошив жестяную чашку, отставил ее в сторону. Он сидел и смотрел на Партриджа так, словно действительно видел его впервые, хотя они уже битый час обсуждали последние события.

— Ты уверен, что мы никогда не сталкивались друг с другом? — поинтересовался Кресс, и глаза его сузились, превратившись в щёлочки. — Что-то в твоих глазах… мне знакомо.

Может, как охотник за головами он и был хорош, но умом не блистал.

Партридж одним быстрым движением вытащил «кольт».

Кресс вздрогнул и искоса глянул на свой дробовик. Он попытался улыбнуться, но ему удалось лишь слегка приподнять брови. Партридж видел и раньше такое выражение лица.

Кресс облизнул губы. Его зубы были выщерблены, как надгробные камни, цвета пожелтевшего снега… да и было их немного.

— Какая-то проблема, друг мой? — тихо произнёс он.

Партридж не сводил с мужчины глаз.

— Только одна, — ответил он, бросая листовку со своей фотографией в костёр и наблюдая, как её охватывают языки пламени. — Меня зовут Партридж.

Глаза Кресса расширились и стали похожи на две полные луны на желтоватом, изрытом язвами лице.

— Твою мать… Твою мать!

Он быстро пришел в себя. Вздохнув, осторожно засунул за щеку кусок жевательного табака.

— Лучше всего для тебя, мистер Партридж, просто сдаться. Видишь ли, я связался с двумя другими мужчинами. Один из них — индеец. Команчи. Если со мной что-то случится, они будут преследовать тебя до самой смерти.

— Серьёзно? — хмыкнул Партридж.

Кресс посмотрел на собеседника.

— Я говорю правду…

— Точно? А почему у меня такое чувство, будто ты пускаешь мне дым в глаза и ждёшь, что я куплюсь?

Лицо охотника за головами исказилось в злобном оскале, он дернул головой и выплюнул струю табачного сока в кружку беглеца. Партридж перебросил «кольт» на левое предплечье и выстрелил Крессу прямо в лицо. Пуля выломала ему нос, и Кресс упал на спину, взмахнув руками, его лицо превратилось в окровавленные обломки. Он корчился и стонал на земле, и Партридж всадил ему еще одну пулю в голову. Кресс затих.

«Да ты просто настоящий кошмар, — произнёс голос в голове Партриджа. — Убил за сегодня уже четверых — а ведь день ещё даже не закончился».

Но это в нём говорило чувство вины. Самобичевание. Вот что мог бы чувствовать законопослушный человек — человек, которого поедает мораль и личная этика.