Муби - страница 4
Не было нигде ни тех портретов, ни тех флагов. Пракаш подумал:
«Почему все усиливается в сердце эта тоска? Почему мне чудится, будто на лицах этих блестящих американских и канадских летчиков начертано выражение самодовольства и высокомерной гордости? Даже вон тот китаец, который с карандашом и листом бумаги в руке почтительно стоит в ожидании заказа, – даже в нем чудится еле уловимое выражение самодовольства… Наверное, это обман зрения, бред расстроенного воображения…»
Шам тоже молчал. Никто из компании не произносил ни слова, неизвестно – почему…
Муби сказал, нарушив это молчание:
– Как красивы эти низкие бокалы. Мне они очень нравятся. А вам, Шимми?
Шам вздрогнул.
– Очень! – тихо сказал он и, взяв один из бокалов с вином, опрокинул его себе в рот. Потом посмотрел вокруг. Ни за одним столом не было видно индийцев.
«Да, мало здесь наших соотечественников, – подумал он. – Да и откуда здесь быть индийцам? – мелькнула у него мысль. – Они сейчас – в Бенгалии, в Ориссе, в Андхре, в Мадрасе – мрут весной от голода!.. Ведь они – дикари!..» У него перехватило горло.
Пракаш, пытаясь завязать разговор, сказал:
– В китайском плове нет той деликатности, какая бывает в американском, не правда ли?
– И питательности тоже мало… – добавил Хамид.
– Я тоже очень люблю американский плов! – подхватила Мумтаз.
– Благодарю вас! – польщенно сказал Муби. – Я расцениваю эту похвалу, как самый лучший рождественский тост в мою честь.
Проходившие мимо канадские летчики остановились. Муби, заметив их, обрадованно вскочил и подтащил обоих к столу.
– Это Жан и Том. Оба из Монреаля, – представил он летчиков своим индийским друзьям. Поздоровавшись, летчики подсели к столу.
– Есть мы не будем, – сказал Том, – мы только что пообедали.
Несколько мгновений длилось молчание. Из китайской радиолы лилась мелодичная песня.
– Как далеко от родины приходится встречать рождество, Жан, – тихо сказал Муби.
Жан ничего не ответил. После короткой паузы отозвался Том:
– Так хочется увидеть сейчас запушенные снегом сосны! А здесь поглядишь – одни лишь звезды блестят на небе…
Жан крикнул слуге:
– Принесите стакан воды!
Муби продолжал:
– Да, вы вот живете вместе со своими маленькими братишками и сестренками. А у моей матери, с тех пор как умер мой отец, никого не осталось в мире, кроме меня. Ах, Жан, сначала мы жили с нею очень близко друг от друга! Но и тогда я боялся лишний раз вспомнить о матери…
Том сказал:
– Сейчас, наверно, дома горят восковые свечи… Рождественская елка… На улице играет аккордеон… Эх, сейчас бы послушать аккордеон!
Ни к кому не обращаясь, Муби тихо проговорил, как о чем-то сокровенном:
– А я благодарю судьбу за то, что пришлось провести эти дни не в одиночестве…
Он подавленно замолчал. Откинувшись на спинку стула, Жан спросил:
– Господин Провиз, сколько вы зарабатываете?
– Восемьсот.
– Неужели? – удивился Жан. – У нас столько зарабатывает шахтер. Восемьсот рупий!
Хамид сказал:
– Здесь это считается большой суммой. Обычный дневной заработок человека в Индии не более шести пайс.
– Да, это очень бедная страна, – беспечно отозвался летчик из Монреаля и затем обратился к Муби: – Пойдем в лагерь?
– Не хочется. Вы идите, а я еще подожду.
Попрощавшись, летчики ушли. Вслед за ними поднялась и вся компания. Муби долго настаивал на том, что теперь его очередь платить по счету. Шам упорствовал и даже обругал его каким-то новым ругательством, но, наконец, сдался. Муби расплатился с официантом, и они вышли из ресторана. Провиз, Пракаш, Хамид, Азра и Мумтаз стали прощаться с Муби:
– До свиданья, не забывайте нас!
– До свиданья!
Шам и Муби остались вдвоем. Они побрели по улице. Над ними сверкали рекламы английских кинотеатров. В воздухе носились запахи вина и духов, на губах людей звучали веселые мелодии европейских песен.
Около магазина, торгующего спиртными напитками, толпились люди. Какой-то служитель культа в военной форме обращался к стоявшим вокруг солдатам с христианской проповедью:
– Мы – грешники! Мы все – грешники! Пойдемте, упадем к ногам нашего Христа!
Проходившие мимо американские, канадские, австралийские и английские солдаты, останавливаясь на минуту, молча прислушивались к страстным призывам проповедника и продолжали свой путь. Несколько индийцев с большим интересом внимали речи проповедника и переводили ее своим соотечественникам, стоявшим рядом: полуголому нищему, прокаженному и какому-то слуге, державшему на цепочке тощую ободранную собаку.