Муки сердца - страница 38
— Когда ты наконец получаешь желаемое, у тебя не остается ничего, так? — робко вставила Кимберли.
Агостино приподнял иссиня-черную бровь.
— Будь проще, — посоветовал он, даже не вникая в смысл ее замечания. — Время все расставит по своим местам. Я живу настоящим, тебе тоже следует этому научиться.
Он раздевался с удивительной легкостью. Кимберли не могла оторвать от него взгляд. До появления Агостино она и не представляла, что мужское тело может быть столь прекрасно. Но его смуглые широкие плечи, узкие бедра и длинные сильные ноги вызвали у нее внезапную сухость во рту, учащенное сердцебиение и неожиданную влагу на ладонях…
— С момента нашего бракосочетания ты была так спокойна… Ты и сейчас возлежишь на моей кровати, как прекрасная каменная статуя. — Одним неторопливым ленивым движением Агостино стянул черные плавки. — Если бы это не было так нелепо, я мог бы подумать, что ты боишься меня.
Кимберли расхохоталась, но это далось ей с большим трудом, потому что горло перехватило от волнения. Он нимало не смущался собственной наготы и даже сильнейшего возбуждения. Здравый смысл подсказывал Кимберли, что Бог создал мужчину и женщину друг для друга, но сейчас она не могла представить, как это будет происходить.
Агостино опустился на кровать рядом с ней. С минуту он изучал ее прекрасный профиль. Потом медленно погладил мягкие золотистые волосы, разметавшиеся по подушке. И вдруг откинулся на спину, за плечи притягивая Кимберли к себе…
— Теперь я вознагражден за свое долгое ожидание, — удовлетворенно вздохнул он. — Ничто не может нас разделить.
Кимберли взглянула в пьянящие черные глаза, полные ожидания.
— Агостино…
Он приподнял голову и провел кончиком языка по линии ее красиво очерченных губ.
— Ты словно сделана изо льда. Но я растоплю его, — хрипло пообещал он. Ловкие пальцы в секунду справились с застежкой бюстгальтера.
Кимберли задрожала, чувствуя, как все ее тело наполняется сладким томлением. Она закрыла глаза. Агостино целовал ее, и с каждым поцелуем Кимберли уносились все дальше в огненном вихре желания. Она приоткрыла губы в ожидании большей силы, большей страсти, моля о ней, о страсти, способной утолить тоску ее измученной одиночеством души.
Он мягко опустил Кимберли на постель и накрыл ладонью холмик груди. В ту же секунду ее тело призывно изогнулось, а перед глазами промелькнула сияющая улыбка Агостино.
— И при этом ты так пылко отвечаешь на каждое прикосновение, — прошептал он. — Обожаю смотреть, как ты теряешь самообладание. — Он склонил темную голову над напряженным розовым соском и очертил его кончиком языка, лишая ее последних сил к сопротивлению.
— Нет… — выдохнула она.
— Не надо бороться с тем, что я заставляю тебя чувствовать, — хрипло возразил он.
Опытные пальцы уже ласкали ее чувственную плоть, заставляя Кимберли извиваться от обжигающего наслаждения.
Тело Кимберли больше ей не принадлежало, да она и не хотела этого. Каждой клеточкой своего существа отдавалась она долгожданным ласкам. В ней словно пробудилась давно дремавшая чувственность. Она то оказывалась на небесах, то горела в пламени ада. Сильные руки и горячие губы Агостино как будто опутали невидимой сетью ее тело, их проникновение огнем обожгло Кимберли. Срывающимся голосом прошептала она его имя.
И тогда он вновь овладел ее губами в еще более сильном страстном порыве. Он словно сковал Кимберли, навеки соединив ее со своим упругим, сгорающим от жажды телом. Когда Агостино наконец освободил ее губы, она едва дышала. Затянутые чувственной поволокой глаза сосредоточились на красивом смуглом лице, восторженно склонившемся над ней.
— Агостино… — прошептала Кимберли. Ее пальцы помимо воли потянулись, чтобы погладить жесткие складки возле губ.
Он откинулся назад, чтобы она не могла дотянуться до него. Кимберли в недоумении опустила руку.
— Ты все время смотришь на меня, — мрачно заметил Агостино. — Но стоит мне повернуться в твою сторону, как ты отворачиваешься… Только однажды, полгода назад… Тогда я понял, что ты моя. Мне показалось, что я имею все права на тебя!
Кимберли резко отвернулась, словно ее отхлестали по лицу. Он видит не только то, что лежит на поверхности, он видит сквозь маску, так долго вводившую в заблуждение других мужчин. И, что хуже всего, он в одну секунду распознал желание, в котором она сама себе отказывалась признаваться.