Музеи Ватикана - страница 11

Одна из центральных «картин» фрески изображает момент, описанный в Библии: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его…» (Бытие,1:27).

Адам лежит на пустынной земле, его атлетическое тело расслабленно и еще не наполнено жизненными токами. Видя летящего к нему в окружении ангелов Саваофа, он слабо приподнимается, заметно, что делает это не по своей воле, а высшая, мощная сила поднимает его. Творец всего сущего на земле все ближе к нему, и Адам уже слышит, как ветер свистит в Его одеждах, как трепещет, надуваясь парусом, плащ позади Него. И вот Господь протягивает к Адаму руку, тот тянется к ней, как к магниту, и между указательными пальцами, властным — Бога и слабым, покорным — человека, проскакивает невидимая искра. В этот момент Адам оживает.

Вся сцена наделена космическим масштабом. Герой еще лежит на границе двух миров — неба и земли, и Микеланджело подчеркивает, что обе стихии первому человеку родные. Художник закругляет край тверди так, что она выглядит увиденной с неба. Эта земля недавно сотворена, и теперь ей предстоит быть заселенной потомками того, кто только что был создан. В изображении тела Адама видно, что Микеланджело считал себя, в первую очередь, ваятелем, а уж потом живописцем, настолько оно скульптурно. Этот прием находит подтверждение в Библии: Бог создал Адама из глины (его имя — однокоренное с древнееврейским словом «земля»), то есть вылепил. «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» (Бытие, 2:7).

Спустя почти четверть века после завершения художником работы над живописным плафоном папа Павел III позвал его расписать алтарную стену Сикстинской капеллы. За эти годы многое изменилось в искусстве — Возрождение шло к своему закату, и Микеланджело все более овладевало трагическое мироощущение, которое нашло отражение во фреске «Страшный суд».

Художник не стал разбивать большое поле стены на части, а изобразил на фоне грозового неба почти сплошной поток людей, ожидающих решения своей участи. Смысловой центр композиции — Христос в образе Судии. В люнетах наверху представлены ангелы, несущие орудия страстей: слева — крест и терновый венец, справа — колонну, к которой привязали Христа, чтобы бичевать, лестницу, по которой поднимали Его на крест, и копье со смоченной в уксусе губкой, которую дали Ему, когда Он мучился жаждой. Вокруг Христа изображены праведники со своими символами в руках: святые Петр с ключами, Лаврентий с решеткой, Екатерина Александрийская с зубчатым колесом, Себастьян со стрелами, Варфоломей с кожей, содранной с него мучителями. На ней видно изображенное лицо, в котором угадывается автопортрет Микеланджело, так художник словно ввел себя в круг тех, кто ожидает решения верховного Судии. В нижней части композиции помещены грешники, падающие и подхватываемые Хароном в его ладью, которая поплывет в ад, что напоминает соответствующие страницы из «Божественной комедии» Данте.

Множество людей, их сложные позы и отчаянные жесты, композиционные сгустки персонажей, которые чередуются с пустыми пространствами — все это создает ощущение пробегающих по огромной фреске нервных импульсов. Сравнение данной композиции с росписью плафона показывает, как изменилось искусство мастера: от классически ясного, хотя и напряженного, оно пришло к драматическому, экспрессивному. «Страшный суд» несет черты зарождавшегося в позднем искусстве Микеланджело барокко, художники которого будут создавать стенные композиции с массой персонажей, образующих что-то вроде узлов, потоков, сложных сплетений. Здесь впервые после Проторенессанса оказалась востребована тема Страшного суда, воплощенная к тому же в огромном масштабе. Это свидетельствовало о том, что времена вновь изменились. Наступала эпоха еще неведомого искусства — Нового времени, которое будет обращаться к человеку, каков он есть, не щадить его и вести с ним порой очень сложный разговор.