Музей Атлантиды - страница 9
]. Мы осторожно перенесли незнакомца в тень, и Жак принялся делать ему искусственное дыхание.
— Странно, — сказал он наконец, опуская безжизненные руки незнакомца. — Судя по всему, он выброшен на берег штормом, который бушевал всю сегодняшнюю ночь. Но ставлю свою палитру против коробки детских красок, что он глотнул не очень много воды.
— Продолжай свои манипуляции, — посоветовал я. — Он дышит, и я отчетливо слышу редкие удары сердца.
— Какой атлет, — восхищался Жак, поднимая и опуская руки незнакомца. — Посмотри, как он сложен. У нас в Академии был натурщик-итальянец, с которого мы рисовали римских богов. Клянусь всеми своими картинами, уже написанными, и теми, которые напишу, рядом с ним тот выглядел бы заморышем. Как ты думаешь, сколько ему лет? Если бы не ослепительная седина, я сказал бы, что он ненамного старше нас с тобой.
— Нет, он, конечно, гораздо старше, — возразил я. — Посмотри на его лицо.
— Лицо уснувшего греческого бога, — сказал Жак. — Спящий Аполлон. Я видел эту статую в Афинах в прошлом году...
— Тсс... он, кажется, пошевелился.
— Потри ему виски! — скомандовал Жак, массируя широкую грудь незнакомца.
Я отбросил с висков длинные белые волосы и обнаружил легкий золотой обруч, плотно облегающий голову.
— Погляди, Жак!
— Странное украшение. И такой же узор, как на плаще. Значит, это был его плащ.
— Без сомнения.
— Может, это актер, которого волной смыло с корабля во время спектакля?
— Сейчас узнаем. Он приходит в себя...
Незнакомец пошевелился, его ресницы дрогнули.
Странно, в этот момент у меня потемнело в глазах, и я увидел бездонную черноту неба, усеянного непривычно яркими звездами. Среди звезд висело мохнатое ослепительно сияющее солнце. Я тряхнул головой, и все вдруг утонуло в молочно-белом тумане. Мне показалось, что я проваливаюсь в какую-то бездну.
Все это продолжалось несколько мгновений. Когда я овладел собой и оглянулся, я заметил, что Жак растерянно трет свой лоб.
— Что с тобой? — шепотом спросил я у него.
— Не знаю... Голова закружилась... Смотри, он пришел в себя.
Глаза незнакомца были устремлены на нас с Жаком.
— Мы бесконечно рады, что вам лучше, сударь, — быстро сказал Жак, вежливо приподнимая шляпу.
Незнакомец прошептал несколько слов, которых мы не поняли.
Он попытался приподняться на локте.
— Лежите, лежите, — предостерегающе поднял руку Жак. — Сейчас мы дадим вам немного вина... Черт возьми, на каком языке говорить с ним? Кажется, он ничего не понимает.
Жак поднес горлышко бутылки к губам незнакомца. Тот чуть заметно покачал головой.
— Пейте, сударь, это подкрепит вас, — сказал я по-английски и повторил эту фразу на пяти или шести европейских языках.
Незнакомец выслушал меня внимательно, но, видимо, не понял. Пить он отказался. Потом он сам произнес что-то. Голос у него был приятный и звучный, с мягким бархатистым тембром.
— Что за язык, Антонио? — шепнул Жак. — Клянусь подрамником, никогда не слыхал такого. У него лицо породистого европейца, а плетет он, черт знает, какую тарабарщину. Ты слышал что-либо подобное?
Я признался, что не слышал.
— А еще лингвист, — съязвил мой приятель.
Незнакомец внимательно следил за нами.
Потом он сделал несколько движений левой рукой и мы поняли, что он просит помочь ему подняться. Мы приподняли его и прислонили спиной к выступу скалы. Он поблагодарил движением век и устремил взгляд в океан.
— Не сбегать ли за врачом? — тихо спросил Жак.
— Ты пробегаешь до вечера, — возразил я. — Врача можно найти только в Фуншале.
Незнакомец снова заговорил. Я внимательно вслушивался в его речь и вдруг уловил знакомые слова.
Я ответил ему на древнегреческом, и он понял меня. Слабая улыбка появилась на его лице.
— Новые люди Земли, приветствую вас, — медленно произнес он. — Я счастлив, что не все погибло в огне, который уничтожил мою бедную родину.
— Где же находилась ваша родина?
— На дне этого моря.
— Что он говорит? — теребил меня Жак, заметив мое изумление.
— Подожди, — отмахнулся я. — Кто же вы и откуда? — продолжал я, обращаясь к незнакомцу.
— Мой народ называл себя атлантами. Людям, населяющим сейчас Землю, знакомо это слово? Сохранили они память об Атлантиде?