Муж для княжны Волконской - страница 37

— Гиляки, обратился к ним китаец, — такие же обыватели Российской империи, как и остальные присутствующие тут. Их свидетельство имеет такую же цену. Дьяков замер. На лбу начали собираться крупные бусины пота. В комнате стояла мертвая тишина. Шрамолицый оглянулся на Ген Дашена, тот наклонил голову. Шрамолицый кивнул сыну Ворошило, который стоял на дверях:

— Приведи запасную лошадь. Мы поедем туда, где был убит князь. Парень оглянулся на отца, тот нетерпеливо кивнул, и он исчез за дверью. Никого не удивило, что китаец распоряжается людьми своего врага, а тот не спорит. Данила украдкой перевел дыхание. Если бы потащили Дьякова в суд, тот бы с блеском защитился, вышел бы победителем, а он, Данила, остался бы ожидать виселицы. Не надо быть особо изощренным адвокатом, чтобы в суде доказать виновность Ковалева и непричастность Дьякова. Но Ген Дашен живет на Дальнем Востоке давно. Даже Ворошило, не такой уж старожил, все понял. Для городского суда улик нет, там чернильные души, там все по бумагам, а выигрывает тот, у кого лучше подвешен язык, но тут все понятнее и проще. Илья привел гиляков, которые нашли убитого князя. Для них читать следы проще, чем гимназисту букварь. Понял это и Дьяков, судя по выражению его лица. Он хотел вскочить, но на плечи нажали с двух сторон: шрамолицый и осанистый.

— У нас цивилизованная страна! — сказал Дьяков гневно. — Почему тут распоряжаются китайцы? И как можно верить гилякам, этим инородцам? Если у вас есть обвинения, подавайте на меня в суд! Он был бледным как мел, крупные капли пота катились по лицу. Пристав вздохнул, с сожалением покосился на раскрытые двери в соседнюю залу, где стоял роскошно накрытый стол, и произнес:

— Мы трое — свидетели, что Ворошило, Ген Дашен и Ковалев поклялись жить в мире и согласии, как подобает жителям Российской империи и добрым христианам. Кто нарушит, того найдет кара Божья, о земной позабочусь я. Отец Павел тяжело поднялся, объявил:

— Должен вас покинуть, чада мок. На дальнем руднике кого-то покалечили. Он размашисто зашагал к двери. Пристав вскочил, бодро засеменил за ним:

— Отец Павел, если покалечили, то это моя епархия! Вы уж, того, не суйтесь. Я ж не лезу насчет душ. Дьяков вскочил. Его лицо теперь было желтым, как у мертвеца. Глаза бегали по сторонам, руки тряслись.

— Подождите! — закричал он. Голос сорвался на визг. — Семен Тимофеевич! Пристав, почему вы уходите? Пристав занес уже ногу за порог, неторопливо повернулся:

— У меня дела.

— Вы слышали, в чем меня обвиняют? Вы должны меня арестовать! Пристав пожал плечами, ответил сочувственно:

— На каком основании? Вы сказали, что это ложь. Меня выгонят со службы, если я посмею взять под стражу такого уважаемого человека. Нет, я не позволю такого неуважения к вам. Васильев увел Наталью, отец Павел ушел раньше. Исчезли сыновья Васильева. Остались только Ворошило с сыновьями, Ген Дашен с помощниками да гиляки– следопыты. Пристав окинул напоследок взглядом комнату, сказал благожелательно:

— Хорошо, когда все миром. Теперь смогу пробыть на руднике дней пять. Вы тут без меня не буяньте, хе-хе! Дверь за ним захлопнулась. Шрамолицый с одной стороны, а осанистый с другой подняли Дьякова. Он дико огляделся по сторонам, на него смотрели как на повешенного. У двери и окна стояли крепкие парни с ружьями. Дьяков гаркнул что было сил:

— Семен Тимофеевич, вернитесь! Я сознаюсь, это я убил князя! Через открытое окно донесся удивленный вскрик полицейского. Загудели голоса невидимой толпы. Дверь распахнулась, появился пристав. На его лице было сомнение.

— Я убил, — торопливо повторил Дьяков. — Возьмите меня под стражу! Пристав с сомнением смотрел на него. Голос его был колеблющимся:

— Все-таки трудно решиться арестовать такого уважаемого человека.

— Они свидетели, — выдавил Дьяков, обводя рукой присутствующих. — Они подтвердят.

— Что их слово против слова такого уважаемого человека, — возразил пристав с большим почтением. — Гиляки, бродяги, купчишки. Если в их прошлом покопаться, то куда им, с их суконными рылами, супротив вашего дворянства! Вы лучше изложите все как есть на бумаге. Чтобы я, хе– , не оказался в преглупом положении! Дьяков взял ручку, заколебался. Его глаза исподлобья обшаривали угрюмые лица присутствующих. Шрамолицый со свистом втянул сквозь зубы воздух, придвинулся. Осанистый с готовностью опустил ладонь на плечо адвоката со своей стороны.