Мужчина апреля - страница 26
Когда не знаешь, что делать, просто следуй стандартному протоколу.
Сунула в сканер на входе свое служебное удостоверение с магнитным штрих-кодом по краю. Полицейское удостоверение со штрих-кодом категории В открывает почти любую дверь в общественном месте.
Прозрачные воротца из сверхпрочного пластика распахнулись.
Я наткнулась на лицо Айны, как на холодную глухую стену.
– Еще минута, и я бы вас не стала ждать.
Я кивнула:
– Понимаю. Мне не представить, что вы чувствуете. Спасибо, что не отказались со мной поговорить.
– А вы из тех, кто любит животных больше, чем людей, – с вызовом бросила Айна.
Я не поддалась. Ответила вежливо:
– Я из тех, кто считает, что если вмешиваешься в жизнь живого существа, то несешь за него ответственность. Не важно, человек это, животное или насекомое.
Лицо Айны чуть смягчилось.
– Идемте, – мотнула она головой.
Я шла за ней по коридору. Смотрела на ее широкие плечи, на сильную шею. На блестящий хвост волос, стянутый самой простой резинкой.
Непроницаемая.
Айна толкнула дверь в раздевалку. Кинула сумку на скамью.
– Говорите. Пока я переодеваюсь, – и стащила через голову свитер.
– Как вы себя чувствуете?
Она замерла, посмотрела на меня поверх свернутого свитера. Узкие глаза – как две прорези в маске.
– Вы про меня пришли говорить? Или про кролика?
– Извините, у меня чудовищная работа. Вламываюсь к родственникам в их горе… Поверьте, мне самой не по душе это. Но…
– Ладно. – Айна скрылась за дверцей шкафчика. – Работа есть работа.
– Кто занимался кроликом?
– В каком смысле?
– Чьей обязанностью было его кормить, поить, убирать в клетке?
– Все понемногу. Кто первый вспомнит… – Она осеклась. – Простите, знаю, как это звучит: завели и забыли. Но мы все помнили… Если не считать того утра.
– Прекрасно понимаю.
– Да? – зло переспросила она.
– Простите… А вы видели, что написал Геракл?
– Не знаю, что он имеет в виду. И при чем здесь кролик?
– Пропала видеокамера из его клетки.
– Думаете, я ее взяла?
– Кому нужна зоокамера? Да еще с ночной записью?
– Мало ли. Идет предвыборная кампания. Никогда не знаешь, кому что придет в голову. Они там все не скупятся на выдумки.
– Вы довольно безжалостны к своей…
– Вовсе нет. Я к ней справедлива. Политика – такая же работа, как любая другая. Везде соперничество. Везде свои запрещенные приемы. Игра рукой. Удары исподтишка.
– Как в футболе?
– Как в футболе. Мы получаем желтые карточки, мы получаем красные карточки. Нас удаляют с поля. Но мы все равно пользуемся запрещенными приемами.
– Понимаю.
Айна спросила, не глядя:
– А вы ему поверили?
– Моя работа – расследовать преступления против животных. А не убийства.
Айна задержала на мне взгляд:
– Видите, как легко. Пустил сплетню. А жертва пусть отмывается, как хочет.
– Для меня это дело о кролике.
Айна покачала головой, толстый черный хвост хлестнул из стороны в сторону. Мне не понравилось, что она переводит разговор на мое личное отношение к трагедии. Я заговорила нарочито нейтральным голосом:
– Как бы вы описали свое эмоциональное состояние в дни до… до происшествия? С кроликом.
– А при чем здесь я?
– Я следую стандартной процедуре. Животное, судя по всему, испытывало стресс. Не чувствовало себя в безопасности.
Над дверцей взметнулись голые мускулистые руки – мелькнуло и опало что-то красное.
– Это судя по чему?
– По анализу его экскрементов.
Минутное молчание. Потом спокойный голос:
– Счастливое. Мое эмоциональное состояние последнего времени.
От удивления я не нашлась с ответом.
Айна закрыла дверцу. Теперь она была в красном фирменном свитере. На груди белый логотип «Артемиды» и ниже мелкими буквами название государственной компании, спонсора их клуба: фейслук.
– Я – нападающая в основном составе клуба-призера. И люблю свою работу. Это моя жизнь. Я люблю своих подруг по команде, мне с ними хорошо, мы поддерживаем друг друга, это многое значит. У меня ребенок. У меня хороший крепкий брак. Был. Что бы там ни писал этот сплетник. Хороший дом. Иначе нам бы и не разрешили взять животное. Разве не так?
Я кивнула.
А семью ведь поставила после работы. Интересно. Эта деталь меня насторожила: перекос в сторону работы – для нас тревожный «флажок». Люди уходят в работу, как раньше уходили в алкоголь или азартные игры.