Мужчина без чести [СИ] - страница 18

Голос девушки дрожит с самого начала разговора, но теперь, с каждым словом, всё сильнее. Мука, чётко вырисовывающаяся на лице мужа, невероятно сильная. Невероятно, до последней грани пугающая.

— Эдвард…

— Белла, пожалуйста, — он кусает губы едва ли не до крови, отчаянно и безостановочно вращая глазами по тесной маленькой палате ожидания в поисках хоть чего-то, что может помочь осуществить свой план и убраться отсюда, что поможет её уговорить, — Белла, не дай им… не дай им, пожалуйста!

У миссис Каллен перехватывает дыхание. Той рукой, которой не держит его, она почему-то стискивает свою футболку на животе. Хмурится, едва-едва не плача.

— Мы это делали, — повторяет снова, надеясь, что хотя бы теперь будет услышана, — в Портленде, помнишь? Доктор Варнер прекрасный человек. И мистер Грей, я уверена, будет не хуже. Он поможет тебе.

Эдвард не слушает. Не слушает и отказывается слушать в принципе.

Глотая слёзы, сжимает её запястье, особое внимание уделяя филатхе, и смотрит с такой мольбой, о которой Белле прежде и слышать не доводилось, не то что видеть.

— Забери меня домой, dama… забери, пожалуйста.

Вечер встречи. Праздник «Возвращение к истокам». Повсюду — латинский язык. И он, в чёрных джинсах и голубой футболке, идёт навстречу. Первый комплимент их отношений — «прекрасна, как лань». Dama…

— Я заберу, обязательно заберу, милый. Только чуть позже, — убеждает Белла, ласковее держа его руку, — всё будет в порядке.

— Нет… — мужчина отчаивается, судя по голосу, окончательно. Не помогла «лань», значит, ничего не поможет. Но он не сдаётся. Не сдаётся, как и тот Эдвард, за которого она согласилась выйти замуж, как прежний Эдвард, — потом… не надо. Сейчас. Белла, сейчас!..

Внутри девушки всё так и заходится — от его голоса, вида, просьбы, слёз… от всего того, что случилось этой ночью и прошлой. От дня, пробежавшего серой тенью и не принёсшего ничего, кроме слёз и немого отказа мужа рассказать, что, чёрт подери, произошло. Он отказался от «Омара»… от «Омара», чёрт подери, отказался!

Ей придётся сказать ему. Сказать «нет» такой мольбе и такому взгляду. В глаза глядя сказать и не подавиться словами.

В пустом коридоре слышатся шаги. Они эхом отдаются от серых стен, с лёгкостью долетая до слуха. Невозможно скрыть. Невозможно не заметить. Идущие всё ближе — от двери до двери каких-то ничтожных сто метров. Это удобная палата.

— Ты говорила, что любишь меня, — тихо-тихо, максимально понижая голос, шепчет Эдвард. Закрывает глаза, укладывает разжавшиеся кулаки по бокам кушетки. Замирает. Все, что остаётся от его уговоров теперь, — едва слышное постукивание зубов и тоненькая слёзная дорожка, оставляющая с обеих сторон белой подушки маленькое мокрое пятнышко…

Белла не успевает ничего сделать, не успевает ничего сказать — в дверном проёме появляется человек. Все, что в её силах, — стереть свои слёзы. За последнюю секунду их слишком много набежало.

— Миссис Каллен.

— Доктор Грей, — как по команде, девушка поднимается со своего небольшого скрипнувшего стула. Руку мужа приходится отпустить.

Доктор начинает говорить. Говорить, говорить, говорить… об анализах, о диагнозе в целом, о том, что определить точную картину сложно, но благодаря УЗИ, он надеется, будет возможно, о том, что они будут делать в ближайший час, и, если она знает хоть какие-то подробности случившегося в той драке, ей стоит рассказать прямо сейчас — это может ощутимо помочь.

Краем уха Белла действительно слушает Алека. Краем сознания действительно пытается уговорить себя, что рационально, правильно, а главное трезво надо поступить, позволив докторам сделать то, что они должны и умеют. Позволить им помочь Эдварду, даже если самому ему это кажется ужасным.

Но другим краем уха она вслушивается в звенящую тишину, подмечая всякий раз прерывающееся дыхание Каллена, когда доктор затрагивает особенные темы. Интимные. А другим краем сознания — тем, что вовсе нерационален, и тем, что бормочет ерунду, — верит, что причина его столь категоричного отказа не так проста. Что ответ не на поверхности. Что это не банальное смущение и уж точно не банальный стыд.