Мужчины не боятся темноты - страница 19

— Маски сброшены, масок больше нет, — сказал Михаил. — Скажите Беня, я действительно вас так уж использовал?

— О, заговорил поэт менеджмента и художник бюрократии, — тут же отозвался Беня. Он был неожиданно весел. — Ай, бросьте, Цемель, мы же все понимаем, что вы слишком умны, чтобы еще и работать!

— Не совсем понимаю, что вас так развеселило? — нахмурился Рудольф. Честно говоря, он воспринял монолог Мони как выговор.

— Ну, во-первых, больше не надо нести этот дикий бред про доисторические спецэффекты, и это уже немало! Мы прошли собеседование, — объяснил Михаил, — нас взяли на хорошую работу, с большим соцпакетом, — Михаил потер руки. — Сделаю себе новые зубы, а маме операцию на почках.

— И мы таки имеем хорошие шансы заиметь замечательных знакомых, — добавил Беня.

— Ну не мы, так наши дети. Мы же буквально только что устроились в жизни, улыбнитесь, Рудольф. Это же Моссад, а не КГБ. Тут умеют уговаривать, но и умеют говорить «спасибо». Я еще не видел еврея, который бы жаловался на то, как здесь платят, или что тут плохие пенсии. А вы ведь знаете евреев?

Рудольф немного помолчал. А потом в свою очередь широко улыбнулся:

— Вы просто пытаетесь меня обмануть. Но я же вижу вас насквозь — вы просто жалкие патриоты. Азохн вэй, чем вы думаете, вам что, не дорога шкура? — последнюю фразу он сказал, по мере сил подражая говору своей тещи. Миша и Беня расхохотались и, помахав уезжающей с Моней машине, троица отправилась в дом. Отмечать назначение. При этом никто еще не знал, куда это назначение, и, что совсем ужасно, никто не спросил, сколько платят. Рудольф отвлеченно подумал, что Мишина и Бенина мамы наверняка были бы совсем против, но вслух ничего не сказал.

Они выпили. Немного сыграли в бильярд. Выпили. Позагорали. Сплавали в бассейне. Выпили. Вернулись в дом. Выпили.

— Видите ли, — говорил уже совсем пьяный Михаил, — я вам так скажу, если бы не мы, евреи, ахаха, то где бы вы были?! — Рудольф лениво отмахнулся. На улице уже давно опустились сумерки, но время было еще сравнительно не позднее. Где-то с час назад вернулся со своих дел Моня и обнаружил Михаила, Рудольфа и Беню в гостиной, катающих шары на бильярде. Все были явно нетрезвы. Зайнц даже перебрал, и Юрий отвел Беню в его спальню.

Моня попросил себе виски и присоединился к вечеринке. Игоря и Юрия как всегда видно не было. Моня улыбался и против обыкновения молчал. Михаил в явно приподнятом настроении рассказывал Рудольфу банальщину, но Рудольфу было лень спорить.

— Вот вы все ищете правильное мнение, а я так вам скажу, что еще Моисей сказал — все есть тут, — Миша постучал себя по лбу. — Хотя, конечно, Христос сказал, что все дело в этом, — Михаил показал себя на грудь, видимо, намекая на сердце. — Но Маркс убедительно показал, что впереди всего деньги, — Цемель вздохнул. — Но вы же слышали об Энштейне? Он математически доказал, что все относительно! Ой, он слишком умный, чтобы с ним спорить, — Миша на минуту задумался и пожал плечами. — Сколько евреев, столько и мнений.

— Моня, а ничего, что мы тут у вас выпиваем и ничего не делаем? — спохватился Рудольф.

— Ну, можете посуду помыть, — хмыкнул Моня. — Не надо беспокоиться, я вас еще заставлю поработать, прямо завтра и начнем. А что там говорил Беня, когда уходил? Что-то про то, что он не ребенок и всем покажет?

— Ахаха, — захохотал Цемель. — Этот цуцик пошел не бояться в туалет, — и он заговорщицки подмигнул Рудольфу. — Думает, что теперь он докажет, что больше не боится темноты, но сколько ему пришлось для этого выпить?

— Что? — напряженно переспросил Моня, — Чего он не боится?

— Да тут смешное дело, — Михаил Цемель доверительно наклонился к Моне поближе и громко зашептал — Беня выключил свет у себя в туалете и теперь боится туда заходить! — и Миша расхохотался. Моня не разделил его веселья. Рудольф попробовал вступиться за молодого недотепу:

— Ну, его разбудили странные звуки в туалете, вот он и перепугался вчера спросонок. — Рудольф осекся. Лицо Мони стремительно бледнело. Хозяин дома выхватил откуда-то из-под своего кресла огромный фонарь, и зарепил его на спинке кресла в специальном зажиме. А потом в руке Мони появился не менее огромный револьвер, извлеченный из замаскированной кобуры. Все эти вещи хозяин дома проделылвал с ловкостью, выдающей часы тренировок. Одновременно с влажным звуком взводимого револьвора Моня громко закричав в потолок: