Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине - страница 27

Распутин благословляет своих поклонниц

После него говорил речь некий Кузьма Косицын. Так как и его речь мало чем по достоинству отличалась от речи Григория, то я его остановил. Тогда Григорий сделал в мою сторону жест рукою, такой, какой обыкновенно делает генерал солдату, когда солдат что-либо невпопад скажет или сделает, а Косицыну гордо, покровительственно, в духе придворного этикета, промолвил: «Продолжайте, продолжайте, пожалуйста».

Я, конечно, смирился и не противоречил святому старцу.

Поезд увез Распутина.

Мы возвратились в монастырь.

В январе 1910 года Григория начали разоблачать.

Я стал защищать его.

В марте 1910 года я на исповеди монахини Ксении и царицынской купчихи узнал про Григория такие вещи, которые положили конец моим сомнениям о нем. Я понял, что он не кто иной, как диавол.

С этого дня душа моя оторвалась от Григория, и я начал помышлять о том, как бы только развязаться благополучно с этим «другом».

Приходилось встречаться с ним и после марта 1910 года, но эти встречи были в силу крайней необходимости и уже не носили на себе печати какой бы то ни было дружественности. Здесь я уже только и заботился о том, чтобы собрать как можно больше материала о «старческой деятельности» Распутина с целью на его основании отказаться от него.

Распутин же, не подозревая, что я душою и сердцем оторвался от него, считал меня своим искренним другом и время от времени присылал мне письма и телеграммы. Так, когда в апреле 1910 года мне пришлось обвинять в суде своих наглых клеветников из царицынской интеллигенции, то он прислал мне в утешение такую телеграмму: «Царицын Ерманаху Лиодору. Светильник во мраке светит. Его свету тьма мешает. Злой язык – грош, похвальба – копейка. Радость у престола здесь».

В конце апреля 1910 года я поехал в Петербург приобрести для монастырской библиотеки книги. Остановился на квартире у Г. П. Сазонова, бывшего когда-то редактором или издателем газеты «Россия», закрытой правительством за фельетон Амфитеатрова «Обмановы».

Позвонил по телефону в духовную академию к иеромонаху Вениамину. Просил его прийти ко мне и рассказать про «художества» Распутина. Он посоветовал мне обратиться за этим к кандидату богословия дьякону Владимирской церкви и его сестрам. Я обратился.

– Отец Илиодор! Зачем вы защищали Распутина? Ведь он такой развратник? – спросил, поздоровавшись со мной, С.

– Вот я и пришел теперь к вам взять материал против Распутина, чтобы после изобличить его: я его защищал, я его изобличу и погублю… Ведь я раньше, истинно говорю, не знал, что он бес, а не ангел…

– Так-то и мы думали сначала. Вот и отец Феофан ошибся и пострадал. Жаль, что нет Лены и моих сестер, а то бы оне рассказали, что делал с ними Григорий. Лена сейчас скрывается, боясь быть убитой друзьями Распутина за то, что она на исповеди рассказала Феофану, как Григорий с нею поступил.

Далее дьякон рассказал мне все то, что он знал про Распутина. Когда я пришел к Сазонову, здесь был и Распутин.

Оказалось, что он только что приехал из дворца.

Григорий и Сазонов начали уговаривать меня поехать с ними к Витте…

– Поедем, поедем, голубчик, – говорил Григорий, – Витте человек хороший. Я у него бывал несколько раз.

– Нет, я к нему не поеду: не люблю его, он умный, но лукавый.

Тут вступился Сазонов: «Да вы его не знаете! Это – прекрасной души человек. Хотите, я позвоню ему по телефону, и он сам приедет сюда повидаться с вами».

– Нет, нет, не надо. Да что он так со мною хочет познакомиться? На что я ему сдался? Не хочу я новых друзей, – я бросил загадочную фразу.

Сазонов обиделся: «И с таким великим человеком вы не желаете познакомиться! Какой вы упорный и недальновидный!»

На этом разговор наш и окончился.

В квартиру Сазонова начали собираться какие-то военные господа. Среди них был профессор Мигулин и несколько английских банкиров. Все они, особенно Мигулин и Сазонов, подобострастно относились к Григорию.

После немного я от Сазонова же узнал, что они образовали компанию для орошения закаспийских степей и для учреждения в России какого-то хлебного банка, а Григорий Ефимович взялся это дело провести при дворе и главным образом достать нужные для этих операций деньги.