Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине - страница 33

– Куда? – спросил Григорий.

– Да в Дубровский монастырь служить на праздник. Уж игуменья очень просила. Надо уважить. Народу будет много, а священник там один, да и тот старый и больной.

Со мной поехали Григорий, Лохтина и Лаптинская и около 50 девушек, певчих.

Ни в дороге, ни в монастыре на Григория никто из моих почитателей не обращал никакого внимания, не обращались к нему за советами, не целовали его рук, не бегали за ним, как делали в первый и во второй приезд его в Царицын. Это особенно было заметно, когда Лохтина и Лаптинская, как две ходячие мумии, неотрывно следовали по пятам Григория; если даже он, во время прогулки по монастырскому саду, заходил в известное место, то они останавливались около того места, дожидаясь, пока Григорий справится со своим делом. – Здесь уместно будет сказать о том, что народ царицынский уже давно раскусил Григория, чуть ли не раньше меня, только боялся об этом говорить открыто, думая, что я еще люблю «друга» своего. Свой глухой ропот на Распутина народ выразил так: он приказал фотографу Лапшину отрезать Григория от моей и Гермогеновской карточки, где мы втроем сняты; приказал под угрозой, что если фотограф этого не сделает, то никто не будет покупать карточек. Лапшин отрезал…

В Дубровском монастыре Распутину начальствующие лица оказывали особую честь. Игуменья Августа особенно заискивала его расположения, надеясь через него где-либо достать денег на устройство при саде водоемов.

В храме, во время всенощного бдения, ему вынесли из алтаря свечу с роскошными искусственными цветами. Он взял, но со свечою стоял недолго: скоро убежал из храма и все время службы бегал по монашеским кельям.

Из монастыря возвратились в Царицын.

Мне некогда было возиться с Распутиным, так как много было хлопот по устройству народного паломничества в Саровскую пустынь.

На следующий день Григорий, вошедши в мою келью, говорит:

– Вот что! Уж так мне хочется поехать с народом в Саров.

Я подумал: нужно здорово, в дороге еще вздумаешь виноград срезывать, благо его много собирается в паломничество.

– Только вот там меня ждут, а сначала-то я поеду отсюда в Покровское…

И тут начал Григорий по-прежнему болтать мне чудовищные вещи. Он говорил: «Вот, дружок, ты меня слушайся. Ведь я тебя опять возвратил в Царицын. Я царей здорово донимал телеграммами с Ерусалима… Упорно держались, а потом сдались. Возвратили. Прокурора Лукьянова я велел им прогнать. Прогнали. Скоро Столыпина сгоню. На его место Коковцева поставлю. А на место Лукьянова уже поставил Цаблера. А знаешь что? Ведь Цаблер-то мне в ноги вот недавно поклонился за то, что его в прокуроры доспел».

При этом Распутин наглядно показал, как кланялся ему Саблер: одну колену к земле пригнул, другую на голени держал, а лбом коснулся земли.

– Нужно еще Петра Даманского повысить. Просится на товарищи Цаблеру. Сделаю… А цари на тебя осерчали, что ты убежал из Новосилья. Они хотели тебе уже денег послать на постройку там нового храма, а ты возьми да и удери… Ну, чего… А все-таки они тебя любят, во как любят! Ты, когда представлялся, очень понравился государю. А твою проповедь так он слушал бы без конца. Про тебя царь говорил пятого дня мне: – «Илиодор хороший монах, вот монах так монах. А Нестор, Камчатский миссионер, тоже недавно был у меня: он настоящий жулик…» Говорил мне царь, как он осаживал Столыпина, когда он приставал к нему с тобою, чтобы взять тебя из монастыря. Царь ему сказал: «Петр Аркадьевич! Вы кашу заварили, вы и расхлебывайте. Берите Илиодора из монастыря: он мне не нужен, но берите так, чтобы ни одна старушка не была тронута». Это я из Ерусалима так научил царя. Вот Столыпин-то и нагнал сюда, к тебе, казаков да жандармов взять тебя, связать и увести, а ан, ничего не вышло… Тут и милость царская подоспела… Послушай-ка, что про тебя мама говорит: «Григорий! Ты Феофана и Вениамина не бойся; они люди не опасные; они ходят с низко опущенною головою, а вот Илиодора-то бойся; он друг-друг, а потом так шугнет нас, что и тебе некуда будет деться, да и нам-то нелегко придется». Вот что. А мама тебе готовит дорогую бриллиантовую панагию, стоить будет 150 000 руб. Тебя они хотят сделать епископом; уж больно ты царю понравился своею службой в Царскосельской церкви, и проповедью, и всем…