Музыка и медицина. На примере немецкой романтики - страница 26

Уже через короткое время он совершил пешую многодневную прогулку в предгорье Берна. Вебер, несмотря на болезнь бедра, без большого труда взобрался на Риги. Через три месяца он вернулся в Мюнхен, чтобы скоро снова отправиться с Берманом в концертное турне, которое дало ему возможность впервые познакомиться с музыкальной жизнью Праги — «Золотого града». В Праге он познакомился с театральным директором Карлом Иоганном Либихом, который из-за болезни почек вынужден был принимать его в постели. Либих купил у Вебера права на постановку его опер «Сильвана» и «Абу Гасан» за 1500 гульденов в венской валюте.

Его дальнейшие планы турне, правда, были прерваны приглашением герцога Эмиля Леопольда Августа фон Заксен-Гота провести некоторое время при его дворе. Этот герцог, использовавший средства своего маленького государства на мирные цели вместо того, чтобы содержать армию, и поэтому названный Наполеоном самым интеллигентным из всех немецких князей, был особый малый. Он переписывался со многими поэтами и музыкантами, сам писал стихи и пытался переложить их на музыку. Он любил ошеломлять окружающих разными эксцентричными выходками, поэтому часто при дворе происходили сумасшедшие празднества, продолжавшиеся до утра. Таким образом, этот жизнерадостный и ценящий искусство герцог так втянул Вебера в водоворот музыкальных и общественных событий, что тот, наконец, полностью обессиленный, был счастлив сбежать в Веймар к Великой княгине Марии Павловой с ее уютной жизнью.

В суматохе музыкальной жизни в Готе впервые появились признаки расстройства здоровья, которые Карл Мария до этого не замечал. Уже в январе 1812 года он пожаловался в своем дневнике на сильные боли в груди, которые он принял, согласно тогдашней медицинской практике, за ревматические. «Вдруг чертовски заболел, сильное давление в груди, так что я должен был лечь в постель», — записал он в своем дневнике рядом со словами «странная слабость», а уже через 5 дней появляется другая запись: «Чертовская боль в груди — ревматизм». Эти признаки указывают на то, что начало его хронической легочной болезни, приведшей в конце концов к ранней смерти, относится именно к этому времени. Уже летом подобные жалобы, сопровождаемые сильными болями в правом бедре, повторились. Болезнь бедра доставляла ему немало хлопот с детства, но на этот раз она проявилась особенно сильно. «У меня появились сильные боли после ходьбы», — записал он в свой дневник с припиской, что теперь «начались боли в левом бедре», следовательно, болезнь перешла на левое, до сих пор здоровое, бедро. С 1812 года, когда началась схватка Вебера со смертельной болезнью, записи в дневнике о его страданиях становятся регулярными.

В веймарских салонах Карл Мария познакомился со стариком Кристофом Виландом, опера «Оберон» которого в английской обработке станет его последней. Виланд произвел на него очень большое впечатление: «Глубочайшее почтение и умиление должен испытывать всякий, кто соприкасается с ним». Веймарским королем поэзии Иоганном Вольфгангом фон Гете, который принял его с «абсолютной антипатией ко всей музыке», чрезвычайно холодно и безразлично, он был глубоко разочарован. Впечатление Вебера от этой встречи было соответственно сдержанным: «Странная вещь — близкое знакомство с великими. Этими героями надо восхищаться всегда издалека».

18 февраля Вебер и Берман поехали в Берлин, судьбоносный город для Карла Марии. Возмужавший, окрепший профессионально, он более уверенно вошел в новый мир прусской столицы. Быстро образовался круг друзей, который назывался «Вебергезеллен». Среди них самым преданным был Генрих Лихтенштейн, зоолог. Однако как художник в Берлине он столкнулся с очень сильной конкуренцией, и прежде всего, в лице своего тезки Бернгарда Ансельма Вебера, который вместе с Винченцо Ригини заведовал музыкальной частью в придворной опере и оказался самым ярым противником постановки оперы Вебера «Сильвана», хотя вначале под давлением общественности дал на это согласие. Между тем Карл Мария получил от Готтфрида Вебера известие, что его отец Франц Антон скончался 16 апреля 1812 года в возрасте 78 лет. В те дни Карл Мария признался в письме к Фридриху Рохлицу: «Вместе с письмом я получил известие о смерти моего дорогого отца и хотя был подготовлен к этому, учитывая его 78-летний возраст, меня это очень потрясло. Теперь я совсем один». Именно теперь, в эти беспокойные кочевые годы своей жизни в поисках обеспеченного бытия он должен был особенно остро ощущать утрату любви своего отца. Он записал в дневнике: «Пусть спит спокойно! Пошли ему, Господи, на том свете покой, которого здесь у него не было. Мне очень больно, что я не смог дать ему счастливую жизнь. Благослови его, Господи, за ту большую любовь, которую он ко мне испытывал, хотя я не заслужил это, и за воспитание, которое я получил».