Музыка лунного света - страница 10
Марианна встала со стула и принялась искать на карте Кердрюк, обводя пальцем побережье страны, но места с таким названием не нашла. Зато среди пояснений в легенде она обнаружила сокращения названий департаментов и расшифровала загадочное «Фин.»: это оказался Финистер на западе Франции, мыс, глубоко вдававшийся в Атлантический океан, и находился он в Бретани.
Марианна осторожно нажала на дверную ручку, но дверь ожидаемо оказалась заперта. Она села за письменный стол и уставилась на носки своих туфель.
Через час явился психолог, высокий, стройный француз, с волнистыми черными волосами и слишком пряным лосьоном после бритья. Марианна решила, что он ужасно нервничает, поскольку постоянно покусывал нижнюю губу и бросал на нее быстрые взгляды, словно опасаясь встретиться с ней глазами.
Он перелистал несколько страниц в папке с зажимом. Потом снял очки, неловко примостился на краешке письменного стола и впервые внимательно посмотрел на Марианну.
– Стремление к самоубийству – это не болезнь, – начал он по-немецки, с сильным французским акцентом.
– Да, это не болезнь, – повторила Марианна.
– Совершенно правильно. Оно есть лишь результат болезненных явлений. Выражение острейшего неблагополучия. Тяжелейшего неблагополучия.
Он говорил мягко и умоляюще глядел на нее серыми глазами, словно от того, поймет она его или нет, зависит его жизнь.
У Марианны защекотало в горле. Это же было смешно. Напротив нее сидит человек, который лелеет безумную мечту – понять ее и помочь ей, проникновенно глядя на нее и произнося заученные фразы.
– И право человека на самоубийство тоже нельзя отрицать. Суицид имеет некую ценность в глазах того, кто хочет покончить с собой. Если вы хотите добровольно уйти из жизни, это ваше право.
– И это научно доказано? – вырвалось у Марианны.
Психолог недоуменно воззрился на нее.
– Извините, – пробормотала она.
– За что вы просите извинения?
– Сама не знаю.
– А вы когда-нибудь слышали, что люди, страдающие тяжелой депрессией, обижаются на любую мелочь, но постоянно извиняются и направляют агрессию не на виновника своих бед, а на самих себя?
Марианна посмотрела на психолога. Пожалуй, ему было лет сорок пять, на пальце у него она заметила обручальное кольцо. Если бы она только могла поверить, что нужно лишь перестать сдерживаться, высказать все, что наболело, все, что тяжким бременем лежит на душе, что нужно лишь принять утешение, и он все объяснит ей и даст совет! Поддержит ее, выпишет лекарства, излечит от ее безумного, сумасбродного желания.
«Стремление к самоубийству – не болезнь. Отлично».
– А вы когда-нибудь слышали, что у большинства церковных колоколов – слишком большие языки? – спросила она. – Как правило, звонари слишком сильно раскачивают колокол – и через год-другой они начинают звучать, как пустые ведра, если их столкнуть. Они изнашиваются и больше ни на что не годны.
– И вы ощущаете себя таким колоколом?
– Колоколом?.. Нет, почему…
«Я ощущаю себя существом, которое никогда и не жило».
– Вы больше не хотели жить так, как раньше. Но почему вы попробовали лишить себя жизни именно в Париже?
«С каким упреком он это произносит. Никто не приезжает в Париж умирать, все хотят здесь только жить и любить, одна я такая глупая: думала, что здесь можно умереть».
– Мне показалось, что Париж для этого очень подходит, – пояснила Марианна.
Наконец ей удалось выполнить задуманное. Она преодолела настойчивое желание сказать правду.
– Хорошо. – Он встал. – Я хотел бы, чтобы вы прошли несколько тестов, прежде чем поедете домой. Пойдемте. – Он распахнул перед нею дверь.
Марианна смотрела на свои ноги в серых туфлях, механически переставляя их шаг за шагом. Вот она вышла из кабинета. Вот прошла по коридору, вот толкнула вращающуюся дверь, вот прошла по другому коридору – и дальше, дальше, дальше.
Ее отец работал настройщиком колоколов, но потом сорвался с крыши колокольни и переломал почти все кости. Ее мать смертельно обиделась на него за это несчастье и не могла простить ему это до конца его дней. Времена ныне тяжелые, не пристало мужчине подвергать жену подобным испытаниям.