Музыка призраков - страница 28

– О-о, такие прекрасные кудри! Со мной сейчас будет обморок!

Но сейчас Тире казалось, что волосы до плеч делают ее еще более тонкой, длинной и гибкой. Много месяцев она толком не спала и мало ела.

Она надула щеки, представляя, каким стало бы лицо, если бы она пополнела и меньше походила на бесплотный дух.

– Может, ты набрала бы пару фунтов, не таская этакую тяжесть, – привычно поддразнивала Амара, проводя ладонью по тяжелым, густым кудрям Тиры. – Хотя я не представляю тебя другой. Ты копия своей матери.

Всякий раз, слыша это от тетки, Тира ощущала эхо иной себя, словно тело принадлежало не только ей.

Она вернулась к дивану, опустила в чайник пакетик «Эрл Грей» и в ожидании, пока чай заварится, начала медленными глотками есть любимую рисовую кашу. Когда она была ребенком и все страшно голодали, даже несколько ложек жидкой каши на воде успокаивали желудок, уменьшая рези. Как же давно это было… Но как бы далеко Тира ни уехала, ощущение сжимающихся от голода внутренностей по-прежнему способно пройти время и пространство и отправить ее в те времена, когда голод был единственным, что она знала. Налив чаю в чашку, девушка дотянулась до стоявшей на полу сумки и вынула две книги, купленные в гостиничном киоске рано утром: путеводитель «Одинокая планета» и сборник сочинений. Тонкие пальцы листали путеводитель до карты Пномпеня. Тира обратила внимание, что в книге многие названия улиц по-прежнему начинаются с французского «rue»; как и на дорожных знаках. Она начала читать их вслух подряд, будто главы учебника истории – от мифического прошлого Камбоджи до ее контрастного настоящего. Она нашла Дуань Пень, где стоит отель, – авеню, названную в честь легендарной вдовы, госпожи Пень, которой якобы явилось божество и приказало возвести храм на горе, в двух кварталах к востоку отсюда. Вокруг храма и вырос Пномпень, буквально «Холм госпожи Пень».

Центральные проспекты с названиями вроде Конфедерация России или Димитров потеснили улицы, названные в честь членов королевской семьи – Сисовата и Нородома Сиануков, точно взбунтовавшись против феодализма. Пожалуй, лишь в Пномпене Шарль де Голль мирно соседствует с Иосипом Броз Тито, а Джавахарлал Неру с Мао Цзэдуном и Абдулом Каримом. Карта напоминала погружение в глубь слоев геополитики, которые в этом городе наслаиваются и перемешиваются, но ни один не стирает более ранний полностью.

Отложив путеводитель, Тира взяла сборник и обвела указательным пальцем буквы на обложке: «Осмысление геноцида в Камбодже». Из всего, что предлагалось в киоске, это заглавие привлекало внимание своей жирношрифтовой заглавной уверенностью и обещанием объяснений. Тира перевернула несколько страниц и нерешительно начала читать, свернувшись на софе, как много лет назад в креслах библиотеки Кроча в Корнельском университете, где хранится крупнейшее собрание сочинений азиатских авторов. Многие часы она читала старые камбоджийские журналы и оригиналы произведений, ища ответы, лучше узнавая родной язык и утоляя вновь проснувшуюся детскую любовь к чтению. Несмотря на мягкое предупреждение тетки, Тира тянулась к истории, привлеченная ее непрерывным движением и легкостью обращения с языком потерь.

– То было тогда, а это сейчас, – напоминала Амара. – Это все в прошлом, мы оставили эту землю.

Камбоджа. Кампучия. Срок Кхмер. Тира знает – эти слова никогда не уйдут из ее языка. Они никогда не покинут ее, даже если отскребать память вместе с кожей. Они оставили на ней несмываемые отметины, запятнали потерянными жизнями тех, чьи лица она забыла, но чьи голоса, вопли и мольбы сплелись в тончайшую материю где-то между сном и кошмаром. Она снова вспомнила тот вечер и свет заходящего солнца, когда трупы на рисовом поле показались ей спящей семьей. Даже сейчас, спустя целую жизнь, мертвые идут за ней, и она, желавшая раз и навсегда похоронить их и вздохнуть свободно, по-прежнему слышит их крики, как свои собственные.

Встав с софы, Тира раздвинула двойные стеклянные двери и вышла на балкон – ей был нужен глоток свежего воздуха, голоса и присутствие живых. Ее внимание привлекли шлепающие шаги и плеск в детском бассейне. Упитанная малышка в мокром купальничке незаметно отошла в дальний угол бассейна, ухватилась за край, навалившись животиком на кафельный бортик, и вскарабкалась. Вода, капая с купальника, оставляла на галечном мозаичном полу мокрый след, словно пуповина соединяя ребенка с водной первосредой. Женщина, настолько же белокожая, насколько малышка была смуглой, вдруг бросила разговаривать с приятельницей и громко сказала: