Музыка сфер - страница 35

— С моих наблюдений прошло почти два года. С тех пор мне ничего увидеть не удалось. — В его голосе звучала печаль. — Мое зрение ухудшилось, а мой телескоп далек от совершенства.

— Но вы сохранили записи своих наблюдений?

— Да, конечно. — Внезапно лицо Александра озарилось надеждой. — Персиваль, еще одно наблюдение, и я искренне думаю, что сумею установить ее путь.

— Телескоп Монпелье великолепен, — сказал Персиваль, — и у них есть инструменты, чтобы фиксировать то, что им удается увидеть. На крыше своего дома они устроили обсерваторию, а так как они живут далеко за городом, вдали от его огней и дыма, небеса им видны во всем первозданном великолепии. Вы непременно должны с ними познакомиться. — Он умолк, чтобы запереть ящик, в который убрал шкатулочку. — Мосье де Монпелье, по слухам, превосходный музыкант. Говорят, он играет на клавесине, как ангел. Особенно хвалят его исполнение сонат Рамо.

Александр почувствовал, что его сердце забилось почти болезненно. Так болят онемевшие от холода пальцы, когда их оттирают.

— Так, значит, мосье де Монпелье не только астроном, но и музыкант?

— О да. Собственно говоря, его ум во всех отношениях блестящ, хотя, боюсь, иногда он затмевается.

— То есть он не совсем здоров?

— Так говорят. Он находится под постоянным наблюдением врача, их друга Пьера Ротье, который вместе с ними отправился из Парижа в изгнание сюда. Доктор Ротье живет в Холборне, но много времени проводит в Кенсингтоне с Монпелье. Он пользует беднягу Гая, когда тот недужит.

Персиваль вновь занялся полировкой, в заключение лаская металл зеркала лоскутом замши, намоченным в чистом спирте, запах которого обжег Александру ноздри.

«Ты не знаешь, — думал Александр, — ты не знаешь, что от меня требуется выдать этих людей моему сводному брату Джонатану…» Он обнаружил, что вцепился в край прилавка судорожно стиснутыми пальцами, а его сердце преисполнилось томительной жажды при мысли о пропавшей звезде и блистательном обществе, разыскивающем ее.

— Каким способом лучше всего предложить мою помощь? — спросил он наконец. — Чем я располагаю, что могло бы рекомендовать меня столь выдающимся людям?

— Напишите Августе де Монпелье. Приглашения на их собрания рассылает она. Сообщите ей о своих разнообразных талантах. Со стороны тех, кто хоть сколько-нибудь интересуется астрономией, было бы просто глупо не ухватиться за знакомство с вами, — безмятежно ответил Персиваль. Он протянул Александру зеркало, которое наконец-то было готово. — Боюсь, — продолжал он, — что дальнейшее полирование повредит точности зеркала. Возможно, вам придется подумать о заказе нового.

— Да, — сказал Александр и вновь пал духом, так как знал, что цена для него будет непосильна.

Он заплатил Персивалю за его труд и попрощался с ним, потому что задержаться дальше предлога у него не осталось. Он медленно вышел на улицу, где фонарщик уже приступил к своим обязанностям. Еще не готовый вернуться домой Александр некоторое время прогуливался в теплых сгущающихся сумерках, погрузившись в глубокие размышления, и не замечал запаха печей, обжигающих кирпичи по ту сторону лугов, пока шел по Кларкенуэллскому выгону мимо кладбища и позорного столба к Милтон-лейн. Прошлым летом разъяренная толпа напала на офицеров-вербовшиков, когда они расположились тут в попытке соблазнять добровольцев для непопулярной войны с Францией. Офицеры так тут и остались.

Покинув выгон, он повернул на север по одной из дорожек, которая вела через луга к отдаленной деревне Ислингтон мимо коров, там и сям благодушно пасущихся в сонной вечерней жаре. Почти у самого его лица пролетела сова, взбивая крыльями теплый воздух. Александр остановился и глядел ей вслед, пока она не исчезла во мраке. Затем он обернулся, так как его ушей достигли звуки голосов, будто круги, разбегающиеся от камня, брошенного в пруд.

От Кларкенуэлла чуть ли не до самого Ислингтона тянулись заболоченные пруды, где в сезон появлялись охотники на пернатую дичь. Сегодня вечером у ближайшего собралась толпа, среди которой был виден констебль. Неясная суета, какие-то крики. Констебль с видимой брезгливостью вытаскивал что-то из воды, какой-то обмякший предмет, почернелый от ила, и уронил его на мешковину, расстеленную у самой воды. Александр разглядел хрупкие ручки и ножки, тяжелую голову и понял, что это новорожденный младенец.