Музыка времени - страница 12

Джон Джейкоб Астор IV погиб во время крушения «Титаника». Его тело было обнаружено 22 апреля 1912 года пароходом «CS Mackay-Bennett» и зафиксировано за № 124: МУЖЧИНА, ОЦЕНОЧНЫЙ ВОЗРАСТ – 50, ВОЛОСЫ И УСЫ – СВЕТЛЫЕ. ОДЕЖДА – Синий саржевый костюм; голубой платок с вышивкой «А.У.»; ремень с золотой пряжкой; коричневые сапоги на красной резиновой подошве; коричневая фланелевая рубашка, с вышивкой «J.J.A.» на задней части воротника. ИМУЩЕСТВО – Золотые часы; золотые запонки с бриллиантами; бриллиантовое кольцо с 3 камнями; 225 фунтов стерлингов; 2440 долларов; 5 фунтов стерлингов в золоте; 7 серебряных монет; 50 франков в монетах; золотой карандаш; бумажник. ПЕРВЫЙ КЛАСС. ИМЯ – Д.Д. АСТОР.

Я, стиснутая «прозой жизни», раскачивалась под мерное постукивание вагона метро вместе с другими, страждущими суеты бытия. Продолжать читать роман о любви не было никакой возможности, и я стала размышлять о нелепой смерти талантливого Джона и о его русском следе, который он оставил в отеле St. Regis, занимающем комплекс старинных зданий в одном из лучших мест города – на углу Никольской улицы, Лубянской площади, Малого и Большого Черкасского переулков. Именно туда я сейчас и спешу.

Напротив меня на расстоянии какого-то полуметра колеблется в такт движению поезда метро серое лицо женщины. Лоб сжат вертикальной складкой мучительного переживания, и мне даже показалось, что это физическая боль и женщине срочно нужна помощь, но по ее нервным тыканьям пальцами в телефон, я поняла, что она пишет СМС-ки. Её бросил любимый, и она взывает к нему, как к спасению души перед шагом в небытие. Фантазия моего сострадания почти что присвоила ей бисеринки слез и, хотя зрение мое оставляет желать лучшего, но расстояние до ее лица весьма мало, и этих искр влаги я все же не увидела, как ни старалась. Женщина остервенело тыкала пальцами в дисплей телефона и писала, писала, писала. Что-то отчаянно драматичное или даже трагичное случилось в её жизни, и она вынуждена трястись в метро куда-то, а не терпящая отлагательств беда сжимает ее напряженный лоб в сеть морщин и кривит губы в гримасу плача.

Я качаюсь, как истукан, чужой человек, заглянувший чуть глубже, чем можно постороннему, и пребываю в абсолютном бессилии. Я хочу помочь женщине и не могу, не пускает чувство соблюдения приличий.

Через несколько минут, перетасованная толпой входящих и выходящих людей, я облегченно благодарила это вселенское чувство соблюдения приличий, так как, заглянув невольно в смартфон несчастной, я обнаружила, что женщина всего лишь навсего играла в преферанс.

Какой жаркий июнь! Евгения Петровна не спеша идет к метро, обмахивая лицо копией приказа о формировании новой отчетной документации. В сумке, помимо кипы документов, выцарапанных с большим трудом в министерстве, лежат купальник и полотенце. Конечно, она вполне самостоятельный человек и может смело отправиться вместо работы домой. Важное дело в министерстве она уже сделала и заслуживает релакса, а эту «страшно необходимую» кучу бумаг она привезет в центр завтра, тем более что вторая половина рабочего дня уже на исходе.

Единственным мобильным в настоящее время человеком, легким на подъем и готовым почти на все, является переводчица с английского языка Анна. Анне Николаевне уже за сорок, но почти все ее зовут Нютик за веселый нрав и неиссякаемое чувство юмора. Когда-то давно их поселили в один номер в командировке на конференции в городе Сан-Франциско, и с тех пор отношения превратились в приятельские, а потом – и в дружеские.

Анна не присутствует на рабочем месте с девяти до шести, так как имеет скользящий график и половину ставки, да еще и проживает в Строгино, где до сих пор остались маленькие кусочки нетронутой злобным человеком природы на берегу волшебной Строгинской поймы.

Когда-то, лет пятнадцать назад, коллективчик отдела, где трудилась Евгения, был в основном молод и готов на подвиги. Летний период трудового времени превращался в один большой праздник. Начальник, молодой кандидат наук, талантливый и спортивный, организовывал обеденную купалку в водах Москвы-реки – тогда еще никто не боялся купаться в черте мегаполиса. Институт находился в десяти минутах ходьбы от излучины реки до того злосчастного места вниз по течению, куда сливались воды после экспериментов с использованием фосфора-32. Все были убеждены, что река уносит радиоактивные вещества куда-то вдаль, и там они исчезают как-то так… сами по себе. Песчаный пляж этого живописного места летом быстро заполнялся народом и был весьма густо «заселен», особенно в обеденное время. Курчавые деревья плотно покрывали побережье реки. С высокого берега открывался будоражащий простор резкого поворота речного русла и необыкновенная красота Серебряного бора. Кто-то мудро назвал улицу вдоль реки Живописной, это точно так и есть.