MW-10-11 - страница 5
Он дружил с Шопеном; смерть композитора пережил очень болезненно и божественно написал: "Недостойные сволочи разваливаются на своих местах, в то время, как эта божественная душа от нас удаляется"; о шопеновской же музыке написал кратко: "Что можно найти более совершенного?" В 1838 году он написал одухотворенный портрет поляка (во время позирования Шопен играл на фортепиано, специально привезенном для этой цели в мастерскую!). Эта картина не была закончена. Что можно найти более совершенного? Леонардо много раз не заканчивал своих произведений, а Байрон сказал: "С картинами дело обстоит как и с поэзией, они не должны быть излишне законченными..."
Байрон - это романтическая поэзия со всем своим магнетизмом. Молодой Делакруа влюбился в английского денди, либерала, атеиста, преступного соблазнителя и калеку, неземная красота которого уступала только лишь красоте его поэзии. Чтение произведений этого притягательного гения вводит юношу в транс, граничащий с сомнамбулизмом, и неоднократно из уст его вырывается возглас: "Никто, кроме него, не смог бы передать подобную возвышенность чувств!" Поэзия побуждает его к живописи ("Сегодня утром, читая помещенную в начале тома заметку о лорде Байроне, я вновь почувствовал ненасытное желание творить") и высвобождает в нем "дьявольское чувство соперничества с написанным словом". Девериа знал, что делать, помещая на медальоне профиль Байрона рядом с профилем Делакруа, как будто они были любовниками или жили одной семьей. Священником же, сочетавшим их браком, был великий ассирийский самоубийца Сарданапал.
Сарданапал был тем самым ассирийским повелителем, который осажденный врагами в Ниневии - приказал сложить гигантский костер из всех своих сокровищ, жен, лошадей и рабов, сам уселся сверху и приказал поджечь всю эту пирамиду; победитель стал обладателем лишь кучи пепла. Кем они были, когда это было, и кем был он на самом деле? Этого никто не знает. Легенда Сарданапала выросла из мидийских, персидских и греческих преданий, была воспринята многими историками древности и дошла до наших времен в маске с несколькими лицами. По-видимому, был он жестоким человеком и гедонистом (не раз цитировалась надпись с якобы надгробного камня Сарданапала: "Прохожий, послушай мой совет: ешь, пей, забавляйся, все остальное - это ничто"), а само его на долгое время стало синонимом разврата и женоподобного расслабления. Этот персонаж неоднократно пытались идентифицировать с несколькими ассирийскими царями. Двумя "любимцами" историографии в этом смысле стали Ассур-бан-абал (Сарданапал IV), которого в 817 году до нашей эры осаждали в Ниневии наместник Мидии Арбакес и вавилонский сатрап Белезис, и еще последний представитель династии Саргонидов, Ассур-акхи-иддин II (которого греки называли Саракосом), и которого в 606 году до христианской эры в той же Ниневии атаковали мидянин Циаксарес и вавилонский царь Набополассар.
Огненная смерть Сарданапала притягивала к себе одно поколение за другим. Монументальное "auto da Fe" издевающегося над победителями тирана потрясало воображение людей, затмевая все иные костры и пожары древности, что лично меня удивляет (сам я наиболее потрясающим считаю сожжение в Александрии по приказу калифа Дамаска, Омара, богатейшей античной библиотеки - целых шесть месяцев бесценные папирусы служили в качестве топлива для александрийских бань!). Но меня не удивляют романтики, за то, что те полюбили данную тему - я был бы удивлен, если бы было иначе, поскольку в ней содержался полный комплект всего того (экзотика, жестокость и эротизм), ради чего они и упивались Ориентом.
А началось все с феноменального перевода "Тысячи и одной ночи", сделанного Галланом, крылья же появились в 1798 году, когда молодой Бонапарте направился в Египет, вместе с армией забирая сто пятьдесят ученых всех специальностей, основывая в Каире Институт, а в результате - как правильно заметил Керам - "открывая древний Египет для Европы". В самом начале XIX века многие зачитывались научными отчетами этой экспедиции, во Франции воцарился стиль (как этап неоклассицизма), названный "Возвращение из Египта", художники начали создавать героические панорамы Абукира, пирамид, Назарета и других битв на нильских берегах и среди сирийских песков. Так родился миф Ориента и начал всасывать в себя первых беглецов.