Мы Любим Ингве Фрея - страница 23

— Эльна у нас плохо слышит, — добавил он, обращаясь к Петтерсону.

Петтерсон это уже сообразил.

— Скажи ей, чтобы она сейчас не срезала пионы. Я не знаю, готова ли Анита. Скорее всего она еще спит. Я подъеду на машине попозже и тогда заберу цветы.

Петтерсон передоверил сапожнику прокричать все это на ухо Эльне.

Покончив с делами, сапожник и Петтерсон пошли в мастерскую. Здесь они немного посудачили об озере.

— Однажды зимой, уже очень давно, — сказал сапожник, — мой дядя, живший тогда вместе с нами, прихватил топор, пошел и вырубил на середине озера прорубь. А потом нырнул в нее. Отец его выловил, но было уже слишком поздно…

— При случае, — сказал он, закончив свой рассказ, — купи мне бутылку водки и несколько пачек курева Я иногда курю. И еще купи карамели для Эльны. Я заплачу за карамель, но скажу, что конфеты от тебя.

Петтерсон, ничего не сказав, отметил что-то в книжечке.

— И еще купи мне игрушку — модель — из тех, что нужно собирать самому. Модель корабля или поезда… Дядя так и утонул… У меня есть две сети, которые можно поставить на озере. Мы могли бы их поставить с тобой. Лучше всего на северном конце. Эман и Эриксон вряд ли захотят рыбачить, но вдвоем мы с тобой управимся. У меня и перемет есть.

В мастерскую вошли Эриксон и Эман.

— Вам ничего не надо в городе? — спросил сапожник. — Он вот едет туда.

— Он может зайти в магазин?

— Да, — ответил сапожник.

— Тогда пускай купит нам по бутылке водки, — сказал Эман.

— И ничего другого? — спросил Петтерсон.

— Пусть еще передаст цветы Хильде в больницу. Он все равно будет проезжать мимо, — сказал Эриксон.

— Хильда — это сестра Эриксона — объяснил сапожник. — Она парализована.

— Наверное, вам будет некогда, — сказал Эриксон.

— Ничего, я в отпуску, — ответил ему Петтерсон. — Я заеду к вам позже, чтобы забрать цветы. Я уже договорился с Эльной.

— Купи еще бутылку сладкого вина для нее, — попросил Эман. — Деньги мы тебе отдадим.

— С деньгами уладим, — сказал Петтерсон.

Он запихнул свою книжечку в задний карман брюк и поднялся со стула.

— Поеду к церкви взглянуть на настоящую могилу Ингве Фрея. Найти ее трудно?

— Нетрудно, — успокоил сапожник. — Церковь огорожена каменной стеной, а могилы Ингве и Юсефы возле нее, неподалеку от дома пастора. Дом узнаешь сразу, он — большой и желтый.

— Пастор сейчас здесь?

— Нет, — сказал Эриксон. — Он на Канарских островах. У него ревматизм.

— Вы не ходите в церковь?

— Раньше ходили, — ответил за всех сапожник. — Теперь ездим редко. Больше смотрим телевизор… Я слышал, что два наших прихода будут сливать, и у нас не будет больше своего пастора. А пасторский дом отдадут в наем.

— Жаль, поп у нас стоящий, — сказал Эман.

— Кстати, — спросил Петтерсон, — как вы добираетесь до города? На автобусе?

— Нет, автобусы здесь больше не ходят, — сказал сапожник. — Раньше ходили два раза в неделю. Но, после того, как в поселке перестали останавливаться пассажирские поезда, автобус отменили, он себя больше не оправдывает… Мы теперь, когда нам надо в город, нанимаем машину. Никакой транспорт здесь больше не останавливается. Вот уже пять-шесть лет.

— Я скоро приеду обратно и заберу цветы, — сказал Петтерсон и ушел.

Петтерсон смотрел на лосей и шумевший позади них лес. Шелестели верхушки сосен и шуршали листья стоявшей рядом осины. Все вокруг шуршало и шелестело.

— Черт побери, — ругнулся Петтерсон. — Лоси и дерьмо!

Петтерсон открыл дверь ключом, вошел и разбудил Аниту.

Он поставил чайник на плиту, чтобы вскипятить воду для кофе, а Анита голая вышла на солнце.

— Прикройся! — крикнул Петтерсон. — Там, на озере, стоят двое и смотрят. Сейчас поедем в город!

— Что нам делать в городе?

— Нужно осмотреться, купить продукты. И еще водки для стариков… Представь себе, эти бедолаги ездят в город только на такси.

— Очень себе это представляю.

— Как же это? На кой ляд существует тогда Крестьянская партия, если некому присмотреть за порядком в деревне?

— Считается, что так и должно быть. Что все это издержки переходного периода.

— Переходного к чему?

— Наверное, к тишине.

— Лучше бы ты одела чего на себя.

— Смешно. С каких это пор ты стал таким стыдливым?