Мы Любим Ингве Фрея - страница 5
Случается, нападет кое на кого из этих отшельников черная тоска, и тут уж недалеко до веревки где-нибудь в дровяном сарае. Правда, происходит это лишь с немногими, сравнительно молодыми. По-настоящему старые люди крепко привязаны к жизни: они должны присматривать за тем, чем владеют, на что положили долгие годы труда. Они защищали и будут защищать свои владения, пока их силком не поволокут в дом для престарелых.
А вот туда-то они не хотят, что-что, а это они знают.
Они будут крепко держаться за свои клочки земли, отстаивая ее, но столь же упорен и терпелив и их главный враг — лес. Это лес грозится забрать у них то, что было отнято у него столетия назад.
Естественно было бы предположить, что еще эти люди борются с тишиной, но это не так. Они просто живут с ней рядом, бок о бок.
Вы скажете: у них есть телевизоры! Но что, ответьте, может предложить вольному народу наше современное телевидение?
Не этих же странной наружности американских поп-звезд и столь же странных шведских?
А новости, программы международных новостей?
Нет, какие уж тут могут быть новости!
Для забытого всеми народца пешеходов не существует по-настоящему ни новостей, ни развлечений.
Они свое отработали, и весь их труд, все их терпение превратились словно по мановению руки злого волшебника в одну пустую тишину. Никто, конечно, на такое не рассчитывал. Или, может быть, кое-кто все же рассчитывал? Может, все это было рассчитано заранее, очень тщательно и рационально, и только беспечные землепашцы, прохлаждающиеся теперь в тени рощ, отказываются в это поверить? Трудно сказать. Пешеходы, во всяком случае, не в состоянии идти в ногу со временем, они не поспевают за ним и отказываются понимать его точно так же, как отказываются переезжать отсюда в другие места.
Да, вот такой, поистине великой, может быть привычка к какому-то гектару каменистых пастбищ и полей. Люди могут любить даже невозможный заброшенный в лесах клочок земли.
Современному человеку трудно это понять, потому что он считает, что все здесь в прошлом было так, как сегодня. Мы просто не в состоянии представить себе ничего другого.
Но не всегда жизнь здесь была такой, как сегодня.
Хотя… Нужно принимать жизнь такой, какова она есть.
— Нужно принимать жизнь такой, какова она есть, — сказал Густафсон сестре, когда вернулся домой и снова сидел у себя на кухне. — Не думал я раньше, что мы будем жить так. Раньше будущее казалось другим. А сейчас и будущего нет. Стало тихо. А почему? Никто не знает. Чего-то мы недоучли, и никто нас на этот счет не просветил.
Вот так, Эльна! — сказал он, повысив голос. — Я закрыл свою лавочку и не приму больше в починку ни одного башмака. Я свое отработал, а на жизнь нам все равно хватит!.. Не знаю только, к чему мне завтра приложить руки?.. Первым делом, конечно, сколочу почтовый ящик. Обычный ящик нормального размера. По-том повешу его на столб у шоссе в подходящем месте. Еще надо бы прибить к столбу что-то вроде вывески или дорожного указателя. А то ведь, когда все в наших местах еще больше переменится, никто и знать не будет, где мы живем.
— И Выселки будут принимать за какой-то памятник старины, — подхватила Эльна.
Эти ее слова скоро вспомнятся Густафсону.
Они вспомнились ему, когда, смастерив новый почтовый ящик, он выпилил из фанеры стрелку дорожного указателя и положил ее на верстак. Густафсон уже занес над ней кисть, чтобы написать ВЫСЕЛКИ, как вдруг вспомнил, что хутор-то так не называется. Выселки — это прозвище.
Старик смутился. Настоящего названия Выселок Эстенторп никто в округе не знал. Все звали Выселки Выселками.
Но хутор, черт побери, так не назывался!
Что же писать?
Хотя… какое кому до них дело! Кому они нужны! Выселки скоро станут принимать за памятник старины, Так ведь сказала Эльна?
И Густафсон сгоряча вывел на указателе: ПАМЯТНИК СТАРИНЫ.
Соседи Эриксон и Эман помогли ему поставить столб, на который повесили почтовый ящик, и сверху прибили указатель с надписью.
Соседи, конечно, спросили, что это сапожнику вздумалось написать на фанерке, но Густафсон отмахнулся от них, сказав, что все это выдумки Эльны.