Мы начинаем в конце - страница 20
– Я спала рядом с тобой, а ты всю ночь лягался, – сказала она брату.
– Прости. Ночью кто-то шумел. А может, мне приснилось.
Робин пробежал чуть вперед, нырнул в соседний двор, нашел там длинную палку. С ней и вернулся – будто щенок. Стал представлять старика – опирался на палку, кряхтел, пока Дачесс не рассмеялась.
Открылась парадная дверь, и на крыльце возник Брендон Рок, известный трепетным отношением к своему «Мустангу». Стар говорила, лучше бы он так о жене заботился – глядишь, она бы до сих пор с ним жила.
На Брендоне была куртка-университетка[13], линялая и тесная – рукава с трудом дотягивали до середины предплечий. Брендон зыркнул на Робина.
– Не смей приближаться к моей машине.
– Сдалась она ему!
Брендон пересек лужайку, остановился почти вплотную к Дачесс.
– Тебе известно, что там спрятано?
Он мотнул головой в сторону «Мустанга», заботливо покрытого синим брезентовым чехлом. Ритуал Дачесс наблюдала ежевечерне: Брендон укутывал свою тачку, словно бесценного первенца.
– Мама говорит – насадка на пенис.
К удовлетворению Дачесс, Брендоновы щеки вспыхнули.
– Это «Мустанг» шестьдесят седьмого года.
– Ага. И куртка тоже в шестьдесят седьмом сшита.
– Потому что это мой номер. Ты у мамы поспрашивай обо мне. Я был чемпионом штата. Говорили, что у меня напор тореадора.
– Как-как? Запор пидора?
Робин шагнул к Дачесс, взял ее за руку. Брендон сверлил ей спину взглядом, пока они с Робином не свернули с Айви-Ранч-роуд.
– Чего он разозлился, Дачесс? Я к его «Мустангу» даже не подходил.
– Брендон хочет с нашей мамой встречаться, а она ему каждый раз – от ворот поворот. В этом все дело.
– Вчера Дарк приезжал, да?
Они шли навстречу солнцу. Владельцы магазинчиков поднимали рольставни – готовились торговать.
– Я лично ничего не слышала.
Зимой, без курортного лоска, Кейп-Хейвен куда милее, куда честнее, считала Дачесс; зимой он – как все города. Лето – долгое, дивное, дрянное – ее изматывало.
Возле закусочной Рози, под тентом, как всегда, расселась компашка Кэссиди Эванс. Мини-юбки, длинные загорелые ноги напоказ. Патлами трясут, губки надувают – чмоки-чмоки, подружка.
– Пойдем лучше по Вермонт-стрит, – сказал Робин и, не дожидаясь ответа, потащил Дачесс вперед. Мейн-стрит с заведением Рози, с гарантированными смешками и шепотками осталась сбоку. – Дачесс, а что мы летом будем делать?
– Что всегда. Гулять. Загорать. Купаться.
– А. – Робин шел, глядя себе под ноги. – Ноя везут в Диснейленд. А Мейсона – вообще на Гавайи.
Дачесс стиснула ему плечико.
– Ладно, придумаю что-нибудь интересное.
Впереди показалась плакучая ива, тропка от которой вела прямиком на Фордхем-стрит. Робин бросился к иве, стал карабкаться на нижнюю ветку. Может, сегодня у него получится.
– Доброе утро.
Дачесс обернулась. Здорово она устала, далеко улетела в мыслях – даже не слышала, как подъехал и притормозил знакомый автомобиль.
Она остановилась. Уок заглушил мотор, снял солнечные очки. Взгляд у него был проницательный.
– Всё в порядке?
– Конечно.
Дачесс моргнула – как стряхнула и пальцы-щупальца Дарка, и вопль матери.
Уок явно не верил. Теребил свою рацию, потом стал отбивать ритм на двери автомобиля.
– Сегодня ночью было тихо?
Вот откуда, блин, он всегда все знает?
– Я ведь уже ответила.
Уок улыбнулся. Занудой он не был, что да, то да. По крайней мере, с Дачесс. Он за ней присматривал, хотя Дачесс знала: для отдельных взрослых «присматривать» равняется «заваривать кашу», которую потом расхлебывает отнюдь не «кашевар».
– Вот и хорошо, – сказал Уок.
Рука у него дрожала, большой и указательный пальцы почему-то все время соприкасались и размыкались.
Он просёк, что Дачесс это заметила, и убрал руку из поля ее зрения. Пьет, небось, думала Дачесс; интересно, по сколько в день?
– Мне ты можешь довериться, Дачесс, – не забыла?
Для доверительных разговоров она была слишком измотана. И вообще, на кой он ей сдался, этот Уок – жирный, с добродушным лицом и похмельными глазами; весь мягкий, как желе или пудинг… Тело у него мягкое, улыбка мягкая, и взгляд на то, чем живет Дачесс, тоже мягкий, снисходительный.
Она проводила Робина до калитки, помахала мисс Долорес и направилась к школе. Остались считаные учебные дни, потом – каникулы. Совсем недолго потерпеть. Все бы ничего, если б не проект. Дачесс точно опозорится. Тестов она не пропускала, с ними порядок; не то что с семейным древом. От гадкого предчувствия свело живот, Дачесс даже схватилась за больное место. Будто на узел кишки завязаны. Выйти к доске, открыться перед всем классом – мол, не знаю, кто мой отец – выше ее сил.