Мы обживаем Землю - страница 66
Течение Клавдиных мыслей прервал посторонний звук: кто-то пересекал двор, продвигаясь короткими отрезками, время от времени останавливаясь, как бы в раздумье, идти или повернуть назад.
Клавдия встала, пошла к выключателю, а когда зажгла лампу и повернулась, увидела на пороге женщину. Женщина, привыкая к свету, слегка прикрывала ладонью глаза.
- Здравствуйте! - Гостья отвела ладонь от лица и оказалась вовсе не женщиной, а девушкой лет двадцати с небольшим, и только неяркие, усталые глаза обличали в ней опыт и силу. - Я Анна. Может, Андрей говорил вам. - И, наверное пугаясь Клавдииного молчания, стала быстро оправдываться: - Я не знала... Там открыто... Я и вошла...
Так вот ты какая, Анна? Клавдия молча разглядывала "подракитную" свою невестку и все никак не могла взять в толк, какой статью сумела околдовать эта пичуга ее старшего. Тоненькая и плоскогрудая, она смотрела ребенком, если бы не эти ее серыми омутами глядящие глаза да скорбные складочки в уголках бескровных губ.
- А вошла, так и садись... И... здравствуй тоже. Ну, что ты мне скажешь-расскажешь, Анна?
- Собственно, сказать мне вам нечего. - Гостья приняла тон, и это понравилось Клавдии. - Просто захотелось взглянуть на вас, какая вы. И, может быть, потом поговорить.
- Это, значит, коли понравлюсь?
- Слово не совсем точное, но по смыслу вроде того.
- Ну и как?
- Я еще не разглядела.
- Однако, деваха, ты, видимо, с характером.
- Какой уж там у меня характер! Скорее, как это говорят, с норовом.
- С норовом! А с одним мужиком управиться не можешь. А если тебе детей еще троих в придачу?
- А зачем управляться-то?
- Не любишь, что ли?
- Люблю, - уронила она, и в том, как это было уронено, почувствовался характер, умеющий отрезать раз и навсегда. - Только я не укротительница. Да и не терплю я прирученных. Я сама с зубами, за двоих постоять смогу. Так что мне дикие больше по душе... Закурить у вас можно?
Деваха нравилась Клавдии все больше. Да так, что если до того, не терпя табачного запаха в доме, она и мужиков-то отправляла дымить во двор, здесь изменила правилу:
- Кури, коли охота, только к чему это бабе? Облегченья никакого, одна муть в голове.
- Пробовали?
- Пробовала. Все я, девонька, пробовала. И курила, и пила, и каялась, и снова грешила... Самою себя в грехе не утопишь, растравишь только пуще... Давно не был?
У Анны чуть дрогнул подбородок, но этого достало Клавдии, чтобы понять: давно.
- Вчера ко мне заглядывал.
- Вспоминал?
- Нет, - не стала скрывать Клавдия.
- Ну конечно, - затянулась та, и закашлялась, и докончила сквозь табачные слезы: - Не до меня, мировая скорбь снедает.
- Что же все-таки у вас с Андреем?
- А я и сама не разберусь. Если это и любовь, то не людская какая-то. Как врозь, так хоть в петлю, а сойдемся - словно враги.
- В отца, - Клавдия специально повернулась в сторону двери в светелку, тоже все гадает, все прикидывает: вдруг не та, вдруг лучше пропущу? Поищет-поищет, потом посмотрит - нету лучше! - и вернется, с повинной вернется. Это ты уж мне поверь.
- Да сколько же мне ждать его! - вдруг прорвало было Анну, но она тут же устало осеклась. - Да и стоит ли? После всех-то?
Но ответила Клавдия вновь не ей. Двери ответила:
- Я себя, голубушка, не спрашивала: стоит ли? Сразу, с первого взгляду, знала: стоит! Одного ожидания этого самого стоит. Королевичей много по свету ходит, а Бова у бабы один. Обласканный ли, обруганный, целый ли, битый, все равно - один... А коли ты еще о том спрашиваешь, скажу, хоть и сын он мне, не стоит.
- Не так вы меня поняли. Для него стоит ли? Вот в чем вопрос, как говорят. Для себя-то я давно решила... Что ж мне скрывать от вас, - она горьковато усмехнулась, отчего скорбные складочки в уголках ее губ обозначились явственнее и резче, - много их у меня, "королевичей", было... Пожила, можно сказать... Только Бовы не было... А если уж и Андрей не Бова, тогда мне и жить незачем...
Но Клавдия, возносясь к молодости, словно и не слышала невестку, словно сошлась она сейчас сама с собой, той, семнадцатилетней, и разговаривала с этим молчаливым двойником своим наедине: