Мы серые ангелы - страница 12

стр.

Виктя всё равно вздрогнула и недовольно сказала:

— Василь, ты всё время меня пугаешь, как ты так тихо ходишь, я никогда тебя не слышу.

— Я же разведчик и должен быть бесшумным и невидимым, — сказал Василь, широко улыбаясь, и потянулся к девушке, — сокровище ты моё пугливое.

Но Виктя сделала сердитый вид и разрешила поцеловать себя только в щёчку. Василь не настаивал. Он хорошо знал, что она всегда манерничает в начале их встреч, зато прощаясь целуются много и от души.

Они остановились, скрывшись в кустах недалеко от тропинки от случайных глаз.

Василь, с грустью посмотрев на свою возлюбленную, сказал:

— Виктя, говорят, что скоро наш отряд вольётся в партизанскую бригаду, и тогда мы отсюда уйдём.

— А как же мост, за ним наблюдать надо, и сведения кому я буду передавать? — заволновалась девушка и прильнула к нему.

— Пришлют других разведчиков, — тихо сказал Василь, прижимая её к своей груди и вдыхая запах волос своей смуглянки.

— Мне не надо других, мне нужен ты, — шептала она ему в ответ.

Она положила ему голову на грудь и услышала, как бьётся его большое сильное мужское сердце.

Виктя знала, что оно билось только для неё, и от этого у самой сердечко сладко ныло. «Вот кончится война, сразу рожу ему дочку, затем засомневалась, или сына, чтобы был похож на него, такой же сильный и красивый, только сейчас ему ничего не скажу, а то ещё зазнается», — решила Виктя и ещё сильнее прижалась к любимому.

Вокруг шумели сосны, щебетали лесные пташки, и как будто и не было войны.

Раздался условный свист, похожий на свист рябчика. Им надо было прощаться.

Уже подходя к Прокопу, Виктя сказала Васильке:

— Василька, когда я сюда шла, Кольцов пьяный ко мне приставал и видел, что я пошла в лес.

— Что же ты сразу не сказала, — ответил ей Василька, зло сузив глаза.

— Да я убежала и всё, а он сейчас всё равно похмеляться к бабке Гельке пойдёт, потом в баню попрётся, — тараторила Виктя, с любовью глядя на своего Васильку.

— Кхе-кхе, — вежливо раздалось рядом, это подходил Прокоп.

Виктя быстро чмокнула Василя и отпрянула, встав с ним рядом.

— Ну что, поворковали, голубки? — спросил, улыбаясь, Прокоп.

— Я пойду, — вспыхнула Виктя и, глянув на Василя своими карими очами, пошла по тропинке в деревню.

Василь смотрел ей вслед, сердце щемило. Чёртова война, сейчас учились бы они вместе в Минске, встречались, любились, пожениться решили после учёбы, но всё равно были бы вместе.

— Хороша девка, повезло тебе, Василь, — изрёк Прокоп, остановившись рядом, — ладно, после войны поженитесь, детей нарожаете.

— Слушай, дядя Прокоп, её Кольцов видел, как она в лес шла, а от этой гниды фашистской всё что хочешь можно ожидать.

— Погодь, погодь, говоришь, Петро Кольцов, давно этот говнюк напрашивается.

— Да он пьяный, как всегда после акции, сейчас похмелится, потом в баню пойдёт, потом в речке будет остужаться, чуешь, про что я, дядя Прокоп.

— Да понял я, не маленький, ладно, пошли в отряд, там покумекаем, что почём, — говорил Прокоп, уже на ходу вместе с Василём поворачивая к едва заметной тропке.


Петро Кольцов брёл по деревне. Он шёл к бабке Гельке, у неё всегда был самогон. Ему было очень плохо с похмелья, голова просто раскалывалась. Наконец появился неприметный неказистый домик, Петро зашёл внутрь. Маленькая сухонькая старушка, посмотрев на него, всё поняла и со словами: «Опять нажрался, ирод» вынесла ему бутылку самогона.

— Ты у меня повякай ишо, я же не бесплатно, на вон тебе денег, — и достал несколько рейхсмарок.

Старушка сразу прибрала их и довольно сказала:

— Можешь, Петро, у меня тут на веранде посидеть, я тебе и огурчиков принесу, — засуетилась бабка.

— А солёные есть? — спросил Петро, наливая себе целый стакан самогона.

— А як же, счас с погреба достану, — кивнула старушка и на минуту исчезла, — на вот тебе, милок, тут и сальца маленько, — и услужливо поставила перед ним тарелку с закуской.

— Ладно, иди уже, я тут как-нибудь сам разберусь, — промычал Петро, с вожделением глядя на налитый стакан.

Старушка ушла в дом. Петро жадно, большими глотками выпил самогон, закусил и облокотился на стену, ощущая, как самогон разливается по телу. Голова переставала болеть, появилась знакомая лёгкость, жизнь снова налаживалась. Он закурил.