Мы серые ангелы - страница 31

Мне надо было в Москву по своим литературным делам. Билетов на «Сапсан» уже не было, поэтому мне предстояло провести ночь под стук колёс и дай бог с приятным соседом. В купе я обнаружил симпатичную, средних лет женщину. Мы поздоровались и стали ждать отправления состава. По перрону ещё сновали опаздывающие пассажиры и носильщики багажа. Вскоре раздался короткий свисток, и вагон слегка качнулся, прощаясь с уплывающим перроном. Состав начал набирать скорость, и я достал свой планшет, чтобы записать мысль, только что посетившую меня.

— Вы случайно не поэт? — обратилась ко мне моя попутчица.

— Нет, — почему-то солгал я, хотя отчасти являлся таковым.

— А что вы там пишите? — уже как-то даже бесцеремонно допытывалась она.

— Я бухгалтер, — продолжал врать я, в ответ на её бесцеремонность, — подсчитываю свои дневные расходы.

— Вот и хорошо, — успокоилась она.

— А вы не любите поэтов или поэзию? — спросил я её, с налётом лёгкой язвительности.

— Стихи я люблю, но мой муж поэт, — сказала она с таким вздохом, что я отложил свой планшет и приготовился выслушать этот диагноз, женщине явно надо было выговориться. Некоторое время она молчала, видимо, собиралась с мыслями. Между тем поезд уже набрал скорость, замелькали пригороды Питера, и стук колёс располагал к неспешной беседе.

— Мы недавно вместе живём, это он меня женой называет, а я и не возражаю. Я не знала, что он поэт. Он писал стихи в молодости, так, для себя, как он говорит, а тут его, после встречи со мной, как прорвало. Ты, говорит, моя Муза, и пишет, и пишет, ночами, утром, днём, вечером, в машине.

— В машине это как? — переспросил я.

— А просто, сидит за рулём, чего-то там ему в голову пришло, отдаёт мне руль, сам садится с планшетом на заднее сидение и пишет, хорошо, что у меня права есть, а то бы мы никогда никуда не приехали.

Я заулыбался, её это ещё больше подстегнуло.

— Знаете, как с ним бывает трудно, я ему чего-то говорю, он в ответ только кивает, я спрашиваю: «Петя, вот скажи мне, о чём я тебе сейчас говорила?» Он улыбается и говорит: «О чём говорила, не знаю, но ты у меня самая красивая» — это значит, опять свои стихи в уме сочинял.

— Ну и что в этом плохого? — попытался я резюмировать её тираду.

— А я, между прочим, в это время советовалась с ним, какой подарок купить моей маме на день рождения.

— Да, непозволительная лёгкость в отношении будущей тёщи, — продолжал я иронизировать.

— Да это ещё что, я недавно ему говорю, говорю, вижу, опять витает в облаках, я его спрашиваю: «Что я, Петя, сейчас сказала?», а он в ответ: «Ты знаешь, Танюша, что у тебя самая красивая попа в мире!» Ну при чём тут моя попа?

— Ну, ему виднее, — опять заулыбался я, — поэтам свойственно восхищаться женщиной в целом и отдельными частями её тела особенно.

— Да это я уже поняла, — как-то обречённо сказала она и замолчала.

Я стал рассматривать свою собеседницу. Не каждый день встречаешь жён поэтов, обычно они скрывают своих Муз от посторонних взглядов. У неё было красивое лицо, состоящее из абсолютно правильных черт, живые карие глаза, стройная грациозная фигура, и при этом в ней не было никакого зазнайства Музы.

— Вот хотя бы десятая часть того, о чём он пишет, присутствовала бы в нашей жизни, — продолжила Муза свой рассказ, — ведь как дитя малое, поесть забывает, а пишет про звёзды, галактики, про полёты во сне, а ночью храпит как пожарник!

Я тихонько засмеялся.

— Не смешно, — обидчиво поджала она свои красивые губки.

— Поэты такие же люди, как и все, — попытался я немного сгладить свою невольную вину.

— Да нет, не такие, — произнесла она, задумчиво улыбаясь.

В это время зажужжал её мобильник, она глянула в него и, очень по-доброму улыбаясь, обратилась ко мне.

— Вот опять стишок прислал, подлизывается, — улыбнулась она и потом с гордостью прочитала:

— Петя очень не любит, когда меня нет дома, но мне надо было навестить маму, — как-то уже грустно сказала она, — мы перед моим отъездом немного повздорили, он всегда первым звонит или присылает стихи, когда мы ссоримся.