Мы — советские люди - страница 11

— Связь с полком прекратилась. Но приказ принял, — сказал лейтенант, стараясь не выдать голосом тревогу, вдруг против воли охватившую его от сознания того, что теперь он был здесь перед лицом врага самый главный и от его уменья, распорядительности, воли зависит не только судьба и жизнь вот этих людей, но и судьба всего полка, изнемогавшего в неравной борьбе. — У фрицев тут через болото только эти две дорога и есть. Наша высотка запирает их, как замком. Ясно, они ничего не пожалеют, чтобы замок этот сбить, — ведь без боеприпасов они наступать не смогут… Командир полка приказал не пропустить ни одной подводы к передовым. Ну?

Бойцы молчали. Тихо курились самокрутки. Сизый их дым липнул к росистой траве и пластами лежал над окопами в прохладном неподвижном воздухе.

Пулемётчик Бездоля, могучий, деловой сибиряк, сосредоточенно плёл венок из ромашек, грудкой лежавших у него на коленях, и все следили за его большими ловкими пальцами, будто от того, сплетёт он или нет этот никому здесь не нужный венок, зависела судьба маленького гарнизона, превратностями военной судьбы очутившегося в тылу вражеских войск.

Среди своих бойцов лейтенант был самым молодым: он попал на войну с третьего курса университета. И ему захотелось сейчас, перед самым большим и, возможно, последним военным испытанием в его жизни, сказать всем этим людям какие-то особенные слова о Родине, о долге, о великих целях, за которые сражается советский народ. Но он ещё раз оглядел остатки своего взвода, вдруг сам успокоился и только спросил:

— Обстановка ясна?

— Точно, — ответил кто-то.

— Разве что по костям нашим проедет немец, — добавил Бездоля, откладывая неоконченный венок и стряхивая с колен влажные от росы ромашки, почему-то напоминавшие отцам об их детях, живущих там, в далёком тылу.

Пулемётчик Фадеев, всё время искоса следивший за немцами в амбразуру, насторожился, глаза его сузились, он закусил губу, потом медленно отодвинулся от косяка рамы, хозяйственно притушил слюной недокуренную самокрутку, спрятал за кожаный ободок пилотки.

— Товарищ лейтенант, на опушке немец зашевелился. Похоже, от леса, как раз по солнышку, атаку затевает.

Лейтенант поднял бинокль и тут же положил его на бруствер, чтобы не выдать невольной дрожи в руках. Серые фигурки немцев, вырванные из тумана увеличением, рассыпавшись полукругом, не маскируясь, даже не нагибаясь, редкими цепями стали двигаться к высотке с автоматами наперевес. Передние уже приближались.

— Ишь, обнаглел прохвост, не маскируется… — сказал Фадеев, прикладываясь глазом к пулемётному прицелу. — Ну, давай, давай ближе, сейчас я тебя встречу.

— Он, поди, думает, что всех нас тут вечером артиллерией покрошил иль что ночью по туману мы уползли, — предположил Бездоля, пулемёт которого был повёрнут в другую сторону, на случай атаки с запада.

Из этих солдатских реплик и родился у лейтенанта план обороны.

— По местам… К бою! Передать по цепи: без команды не стрелять.

Теперь немцы были видны простым глазом. Они шли попрежнему в рост. Вот передние поровнялись с подошвой высотки. Их было хорошо видно по пояс. Они точно плыли над белой дымкой. Но вот они стали карабкаться вверх, и казалось, что они выходят из клубящегося молочного озера… «Все равны, как наподбор, с ними дядька Черномор», — некстати подумал лейтенант, сжимая автомат и подавляя в себе жгучее желание выстрелить в шедшего впереди колонны дюжего лысого немца в очках и без пилотки.

— Без команды не стрелять, сигнал — мой выстрел, — повторил он, чувствуя, что гимнастёрка вдруг стала влажной, липкой, связывает движения. Он смаху разорвал душивший горло ворот и тут же покосился на Фадеева, не видел ли тот.

Но пулемётчик, освещенный прямым лучом утреннего солнца, смотревшего в амбразуру, вместе со своим вторым номером окаменел, держась за ручки, бледный, стиснув челюсти, видимо, тоже перебарывая страстное желание нажать спуск и стрелять, немедленно стрелять в этих теперь уже хорошо видных врагов.

«Чего я волнуюсь? — подумал лейтенант. — Впервой, что ли?» И тут же ответил себе: «Уж больно их много. Рота? Может быть, две? Может быть, батальон?» Пулемётчик, должно быть, думал о том же.