Мы вернёмся на Землю - страница 34

стр.

Лапушкин встретил меня не очень-то радостно. Мы посидели на диване, поговорили о футболе. Лапушкин никак не мог понять, зачем я к нему пришёл. Он спросил:

— Может, тебе десять копеек нужны; которые мне одолжил?

Я ответил:

— Что ты! Я просто так зашёл.

Но всё равно у нас разговора не получилось. Я попрощался с Лапушкиным за руку. Он сказал:

— Ну, бывай! Мне нравится, что ты не мелочный.

Я улыбался, когда шёл от Лапушкина. Как хорошо, что я его люблю бескорыстно! Просто так, за то, что он хороший парень.

А потом я увидел, как на Манечку Аб напали два четвероклассника: они дёргали её за косы, ставили ей подножки. Манечка вопила, отбивалась, но четвероклассники были увёртливые — Манечка зря руками размахивала. Я подскочил, дал одному по шее, а другой сам отбежал.

Манечка была растрёпана, платье её на плече было порвано, чулки гармошкой — бедняга. Я вспомнил, что Манечкин отец бросил их с матерью. И вот какой у Манечки вид…

По-моему, всякого человека нужно любить, если у него случилось несчастье.

В прошлом году в нашем классе учился Герка Сомов. Его никто не любил: он был ябедой и подлизой. На меня он раз наябедничал Ольге Гавриловне. Я его терпеть не мог. Но весной у Герки умер отец, и все в классе к нему после этого хорошо относились.

Я с ним, наверно, с неделю делился завтраками, а потом перестал: как-то забылось, что у него умер отец. Зря я перестал с ним делиться завтраками.

Я улыбнулся Манечке.

— Не бойся, — сказал я, — больше они тебя не тронут.

Я подошёл к ней поближе, но Манечка отскочила.

— Не подходи! — завизжала она. — Я знаю, что ты задумал!

— Манечка, — сказал я, — да чего ты боишься? Я же тебя выручил.

— Не подходи, — сказала Манечка Аб, — знаю я тебя!..

Она перешла на другую сторону улицы. Так мы и шли: я по одной стороне, а Манечка Аб — по другой. Как же мне ей доказать, что я её люблю? Я вспомнил, что Манечка вчера не могла ответить по географии. Если б кто-нибудь другой не ответил, Ольга Гавриловна двойку бы поставила, но Манечке Аб учителя прощают: она туповатая.

Я решил пойти к Манечке и позаниматься с ней географией.

Ну и переполошилась же Манечка, когда увидела, что я захожу в её парадное!

— Что тебе надо, Водовоз? — закричала она. — Наговаривать идёшь, да?

— Да не бойся, Манечка, — сказал я. — Я к тебе с пионерским поручением.

Мне открыла Манечкина мать. Я соврал, что пришёл по поручению звена заниматься с Манечкой.

— А она что не идёт? — спросила Манечкина мать.

— Она боится, — ответил я.

Манечкина мать вышла на лестницу.

— Иди, иди, не оглядывайся! — сказала она Манечке.

Я услышал, как она шлёпнула Манечку. Манечка заплакала.

— Врёт он! — закричала она. — Не получала я двойки!

Я даже не осмелился попросить Манечкину мать, чтоб она перестала драться: уж очень у неё злой вид. Она надавала Манечке ещё и за порванное платье и ушла на кухню. А мы с Манечкой пошли в комнату и сели за стол. Манечка листала учебник и всхлипывала.

— Наябедничал! — говорила она. — Гад такой! Тебе нравится, что меня мать бьёт, да? Она меня каждый день лу-у-пит.

— Манечка, я же не хотел, — сказал я. — Я же хочу, чтоб ты в следующий раз по географии ответила.

— Знаю я тебя… — сказала Манечка Аб.

Горько мне было. Я пришёл помочь Манечке, а получилось, что мать из-за меня её отлупила. Манечка читала вслух географию, всхлипывала и ненавидела меня.

— Манечка, — сказал я, — перестань плакать, а то ничего не запомнишь.

— Иди ты! — сказала Манечка. — Ябедник!

— Манечка! Я же тебя люблю! — сказал я.

— Хулиган! — ответила Манечка. Она выбежала в коридор и крикнула матери: — Мама, Водовоз сказал, что влюблён в меня.



Манечкина мать сразу же пришла в комнату.

— Тебе чего от неё надо? — спросила она.

Я стал бормотать, что пришёл с пионерским поручением, заниматься…

— Да? — сказала Манечкина мать. — Убирайся подобру-поздорову.

Манечка показала мне язык. Невозможная Манечка! Я старался на неё не злиться. Я прогонял от себя злость.

Когда я спускался по лестнице, Манечка Аб вдруг выскочила на площадку и запустила в меня галошей. Прямо по затылку досталось. Я окончательно понял, какое это нелёгкое дело — любить людей.