Мыльная опера для олигарха - страница 19
— Я, в отличие от тебя и от наших медиков, думаю иногда, — обидчиво произнес старик. — Все мы тут одного поля ягоды, одной болезнью болеем. Следы на коже остаются, значит, влияние извне происходит. Девок валютных никто из нас позволить себе не может. Получается, зараза исходит из другого места. Мыло мы в виде зарплаты на комбинате все получали? Все. Мылись им? Мылись, факт. Семьи у нас болеют — болеют. Даже старуха моя, а она ни грибами не закусывает, ни на улицу не выходит. Ноги у нее пять лет назад отнялись. Значит, ни дождь, ни грибы тут не при чем. Точно — мыло. Мыло Ка.
Больные рассмеялись.
— Разве что Ка! — заходясь от смеха, воскликнул молодой пациент. — Ка, ка…
— Глупый вы народ, — обиженно проговорил старик, когда смех стих, и полез под подушку. Оттуда он извлек толстый том темно-синего цвета. — Вот я тут из кабинета нашего доктора энциклопедию позаимствовал. Пятьдесят четвертого года издания, между прочим. И про эту отраву здесь все сказано.
Пациенты клиники притихли. Даже Николай Трофимович с Сашей вытянули шеи.
— Читаю! — важно объявил старик, уловив всеобщее внимание. — Мыло «К» — советский препарат из смеси равных частей препарата «К»… биэ…биэтил…ксанто… гена… и хозяйственного мыла. Применяется как сильное иксенц… тьфу, хрен с ним, особенно для предупреждения вшивости. Ядовитого действия на человека не оказывает. Ха! Не оказывает! Это они просто народ так успокаивали. А я вам так скажу. Неядовитое вещество на вошь никакого действия оказать не может. Сдается мне, что наше голубое мыло только подкрасили немного. А изготовили по старой технологии с этим биэ… кс… геном… Может быть, от вшивости собак? Да потом решили людям отдать. Припоминаю я, что в пятьдесят четвертом году от хозяйственного мыла тоже руки синели… Вот…
— Вот фантазия у дедка! — выкрикнул молодой.
— Ты доктору это расскажи, то-то он повеселится, — усмехнулся «мушкетер».
— Доктор наш — человек хороший, только недалекий, — проворчал старик. — А может, у него аппаратуры нормальной нету, чтобы нашу кожу исследовать. А про то, что мыло виновато, говорит тот факт, что синева на мне сходить начала. А на тебе нет.
— Не понял… — протянул «мушкетер».
— Я как дошел до мысли, а потом статью энциклопедийную прочел, сразу мыться перестал, — важно проговорил старик. — Смотрю, руки розоветь начали. А старуху мою и вовсе никто не моет — некому. Так вот: у нее синяки напрочь сошли. Семен Петрович ее выписывать хотел даже. Да я уговорил, чтоб оставили — куда она без меня одна дома?
— Не свисти, старикан, — сказал парень у окна. — Я, например, другим мылом моюсь. То я давно ларечникам продал. За полцены.
— Значит, у тебя синяки по другой причине, — строго заметил старик. — От денатурату, может.
— Пошел ты… — буркнул парень.
— А у кого-нибудь из вас это мыло осталось? — спросил Барсуков.
— А как же, — с готовностью отозвался «Коляныч». — Если не боишься, возьми, вон в тумбочке лежит. А если не поленишься, снеси на эту, как ее? Экспертизу. Может, загадку нашей эпидемии разрешишь. Коли охота есть, конечно.
Полковник молча кивнул, извлек из стариковской тумбочки мыльницу, в которой лежал бледный голубоватый обмылок, и строго спросил:
— Оно?
— Оно, оно, — затряс головой старик. — Зарплата наша. За прошлый год. Хочешь — мойся, хочешь — на хлеб намазывай. Хочешь, торгуй, как этот вот… А я так думаю, этим мальцам повезло еще. Здесь хоть и плохо, а кормят, и с потолка не течет. Они ведь, почитай, все в отпуске бессрочном, неоплачиваемом. Теперь и мылом им никто не платит. А у нас со старухой пенсия небольшая, но с голоду не помрем. Так что, неизвестно, может, им есть смысл и дальше этим мылом намыливаться.
— Послушайте, а вы правда своего знакомого проведать пришли? — осведомился у Барсукова мрачный пациент, доселе молчавший. Его лицо, в отличие от лиц прочих, было покрыто не синими, а ярко-коричневыми пятнами. Глаза же смотрели тоскливо, безо всякого выражения. — А то, может быть, с проверкой какой? Я смотрю, форма на вас милицейская… Вы из Питера, наверное? Здешнее начальство милицейское я знаю.
— Я здесь служил три года назад, — сказал Барсуков.