Мыловарня леди Мэри - страница 2
Сунула ноги в шлепанцы и за тортиком побежала. У нас магазинчик открыли, прямо с крыльца вход. Очень удобно.
Ярмарка прошла слабо: народа вообще не было. Лето, жара. Все за городом на шашлыках да на речке. Зато мы с девочками, помимо чая с тортиком, еще конфетками с ликером угостились. На троих две коробки слопали… Да и черт с ним. Зато весело.
Когда вечером собиралась, уже голова маленько кружилась и смешинка в рот попала. А таксист, как назло, остановился на другой стороне площади у торгового центра. Но ничего, коробочка у меня легкая, донесу…
Разбудил меня сырой утренний холод. Вставать не хотелось, я еще не выспалась, поэтому подтянула одеяло, накрываясь с головой, и сжалась в комочек. Теплее не стало. Одеяло какое-то слишком тонкое. И я как будто бы не дома… Не может же быть такой сквозняк в моей квартире.
Я высунула нос наружу. В воздухе ощущалась осенняя промозглая сырость и даже явно пахло грибами, навозом и деревней. Будто бы я засиделась на крыльце нашей дачки с книжкой и заснула прямо там. Твердый и холодный деревянный пол под попой подтверждал мою догадку. Я уже почти успокоилась и, зевнув, решила попробовать поспать еще. Чувствую же, что утро совсем раннее. Обычно я после конфет с ликером так рано не встаю… Мамочки мои! Какая может быть дача, если я вчера была в городе?! И какая может быть осень, если только вчера было лето?
Я открыла глаза… Закрыла… Открыла снова… Ничего не изменилось. Я на самом деле уснула на деревянном крыльце. Но не на дачке, а в какой-то крепости… Что, черт возьми, происходит? Я не помню, чтобы мы с девочками-рукодельницами собирались на экскурсию… Нет. Чай с тортом, конфеты с ликером, ярмарка закончилась, и я вызвала такси и поехала домой.
Что?! Я даже подпрыгнула на месте… Потом же было еще кое-что… Воспоминания-вспышки… Автомобиль, летящий по дороге мимо торгового центра… И беспечно улыбающаяся я с коробкой, которая закрывает обзор… Удар… И я только успела заметить, как кусочки мыла взлетают в воздух… Я умерла…
Но я жива. Жива? Или нет? Я ничего не понимала. Удивленно огляделась вокруг. Это явно не площадь торгового центра и даже не больница…
Огромный двор, темно-серый холодный камень стен, растоптанная и раскисшая грязь дорожек, бегущих от крыльца к дверям каких-то деревянных хозяйственных построек, высокие глухие крепостные стены, закрывающие половину мрачного, в тон камням, низкого осеннего неба. Запах навоза, грибов, плесени и сырости мне тоже не приснился…
Что это? Где я?!
– Маруська, – раздался рядом негодующий голос. Я вздрогнула от неожиданности и неловко повернулась. Почему какая-то посторонняя и совершенно незнакомая безобразно толстая женщина в затасканном и вымазанном в грязи по подолу одеянии монашки называет меня так, как раньше называла только мама? – Опять ты на крыльцо выперлась. Только ж хворать перестала, всем монастырем за тебя молились. А то осерчал бы папенька твой, коль померла бы. Васка! – крикнула она, оглянувшись назад, в темную дыру входа. – Забирай свою малохольную! Опять на крыльце спала!
– Маруся, – раздался в темноте входа за моей спиной самый родной и близкий голос, – деточка, пойдем я тебя в кроватку уложу, одеяльцем накрою. Папенька нескоро еще приедет… еще недельку подождать надо, деточка…
Она говорила еще что-то… Но я не слышала. Глазам стало горячо, слезы текли по щекам сами. Я так хотела повернуться и увидеть ту, что говорила. И в то же время до одури боялась это сделать. Вдруг это просто голос… Не мама…
– М… ма… – смогла я прошептать онемевшими, непослушными губами, – ма…
– Опять замычала, – хохотнула толстая женщина, – вот что деньги, Васка, делают. Даже такая дурища замуж выходит.
– Ты, Ирка, не болтала бы, – ответила Васка голосом моей мамы, – пойдем, деточка, – она взяла меня за локоть, мягко и нежно. Как раньше…
– М…м-ма… – снова попыталась позвать ее, но все мышцы одеревенели от холода и не слушались… И даже челюсть как будто бы заклинило.
Васка накинула на меня одеяло, накрывая с головой, и прижала к себе.
– Ты б ее привязывала, что ль, – протянула задумчиво Ирка, – а то ведь холодно уже. Помрет еще, тебе потом господин барон голову открутит. Матушка так и делала, за ногу к кровати привяжет – и на целый день по своим делам. А то б до восьмнадцати лет не дожила бы эта убогая…