Мышеловка - страница 20

Так прошла ночь. А когда настал рассвет, разгоняя темные тени и страхи, неся земле пробуждение, победительно шествуя по поверженной мгле, я вздохнул с облегчением, словно он явился мне на помощь, трубя гимн жизни. Я встал, встряхнулся, сбрасывая пелену туманного уныния, вышел из дома, умылся холодной водой, раздевшись по пояс, фыркая как морж, сделал получасовую зарядку, а потом принялся за работу. Ее накопилось достаточно. Для начала, чтобы еще больше разогреться, я стал рубить дрова, а когда вспотел, вытерся насухо полотенцем и ушел на кухню, поставив на плиту кофейник. Выпил большую чашку ароматного напитка и съел огромный бутерброд с ветчиной, а также целую банку сардин. И вновь принялся за дело. Натаскал из колодца несколько ведер воды, замочил в чугунном чане постельное белье, вытащил на солнце все одеяла и пледы, развесив их на веревках, нашел дедовские инструменты и начал столярничать, чиня колченогие стулья и кресла, подбивая лежанки, приколачивая ставни, забивая досками щели в стенах. Я залез на крышу и поправил расползшийся шифер. С левой стороны от дома болото подступало совсем близко к стене — если бы я сиганул сейчас вниз, то как раз угодил бы в зеленую жижу. Но я не стал этого делать, оставив сей эксперимент до другого удобного случая. Спустился по приставленной лестнице вниз и начал перекапывать огород, выпалывать сорняки. Потом принялся подправлять покосившийся забор. Самое смешное, что я, городской житель, никогда не занимался такой работой. И кроме выращивания в детстве кактусов, ничего натуроподобного со мной не случалось. Но теперь словно бы какое-то наитие опустилось на меня сверху. Все ладилось в моих руках. Я даже загордился собой и не заметил, что солнце давно уже стояло в зените. Тут я услышал за своей спиной снисходительно-небрежное:

— Ну-ну!

Обернувшись, я увидел прислонившегося к дереву рыжего пекаря, который поддерживал свое пузатое брюхо обеими руками. Сказав это, он добавил:

— Решили навести тут порядок? — Эта фраза прозвучала так, будто он имел в виду не дом деда, а всю Полынью.

— Много хлама скопилось, — отозвался я. У меня этот булочник отчего-то не вызывал никакой симпатии. Его тараканьи усы топорщились и шевелились, словно живые, а маленькие глазки буравили меня насквозь. Что могло послужить причиной ссоры между ним и дедом? И почему Раструбов пообещал убить его? Может быть, он выполнил свою угрозу? В облике пекаря было что-то грубо-животное, несмотря на всю его шарообразную и обтекаемую внешность.

— Надолго к нам? — спросил он, продолжая изучать мое лицо.

И тут я решил сделать рискованный выпад.

— Пока не найду того, кто убил деда.

— Что-о? — Усы Раструбова зашевелились еще сильнее, просто заходили ходуном, а взгляд стал отливать сталью. — Разве его убили? Откуда вы знаете?

— А вы? Вы ведь тоже знаете об этом, так?

Пекарь смешался, посмотрел в сторону.

— Нет, нет, — поправился он. — Я хотел сказать: почему вы так думаете? Арсений утонул — это всем известно.

— Да. Но мало кто знает, что он вообще не умел плавать. И не полез бы без нужды в воду. Значит, его туда сбросили. Живого или уже мертвого.

— Чего-то вы фантазируете, — промолвил пекарь, почесывая затылок. — У нас в Полынье и убийц-то никогда не было.

— Вот и завелись. Как тараканы.

— Что это вы на меня так смотрите?

— Скажите, Ким Виленович, что за ссора у вас вышла с моим дедом накануне его смерти?

— Какая ссора? Кто вам наболтал? Не было никакой ссоры. С чего это вы взяли? — Пекарь был явно смущен, лицо его пошло красными пятнами.

— Вы вроде бы даже угрожали ему? — Я продолжал его дожимать.

— Никогда такого йе было! — отрезал Раструбов. — Наговаривают люди. Злые языки чешут. Слушайте их побольше. Некогда мне тут с вами… Пойду я… Дела… — И он торопливо пошел прочь, но, прежде чем скрыться за поворотом, пару раз оглянулся. И мне показалось, что в его глазах, кроме страха, мелькнула затаенная угроза.

«Вот и еще одного зверя пробудил в его берлоге», — с немалой долей удовлетворения подумал я. Мне захотелось растрясти всю эту Полынью, сбросить с ее жителей маски, чтобы они проявили свою внутреннюю, истинную сущность. Обнажились, как в преддверии Страшного Суда. А катализатором выступит смерть деда. Мой замысел уже начал давать всходы: занервничал доктор Мендлев, ушел ошарашенным пекарь Раструбов, призадумался кузнец Ермольник, а сколько еще человек косвенным образом прослышали о моем расследовании и затаились в ожидании?