Мышиная фея. Невероятный побег - страница 12
— Дети выводят вас на прогулку? — поинтересовалась миссис Натмаус.
— Никогда! — отозвалась другая песчанка. — Миссис Шорт им не позволяет, у неё от нас мурашки бегают, я сама слышала, как она это говорила. Поэтому дети просто просовывают пальцы сквозь решетку и почёсывают нас. А в праздники — родительский день или что-то в этом роде — они нас украшают.
— Как это? — поразилась Мускаточка.
— Да по-разному, — затарахтела песчанка, — вот в прошлый раз они повязали нам на шеи розовые ленточки и…
Тут её прервал странный булькающий звук. Ко всеобщему изумлению, генерал Маршмаус горько рыдал.
— Какой стыд! — плакал он. — Какой позор! Только подумайте, что об этом напишут в «Мышиных известиях»! Так и вижу первую страницу: «Генерал Маршмаус попал в плен. Он заключён в клетку и сидит в живом уголке с розовой ленточкой на шее». Нет, я этого не переживу!
Его горе растрогало даже песчанок. Вид плачущего взрослого мыша расстраивает, даже если он себя ужасно вёл и сам виноват во всех своих бедах. Но в то утро никто не мог сказать генералу ничего утешительного.
8
Генерал всё ещё рыдал, когда мыши услышали голоса возвращающихся детей.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Пузанчик, вместе с Мускаточкой быстро скатываясь с лестницы.
Как только они ступили на пол, песчанки затащили лестницу обратно и спрятали под соломой. Дверь открылась, и вошла мисс Шорт с детьми.
— Сюда! Быстро! — Мистер Натмаус схватил жену за лапку и потащил к стене.
Они бежали вдоль плинтуса, высматривая, где бы спрятаться. Но нигде не было ни единой щёлочки. В отчаянии они нырнули в чей-то открытый портфель, лежащий на полу. Очутившись внутри, мыши почувствовали себя странно привычно. Подкладка была починена золотой ниткой, а на крышке пенала они увидели выцарапанные буквы «А. М.».
— Да это же портфель Артура! — воскликнула Мускаточка. — Я его чинила только на прошлой неделе. Как нам повезло! Это, должно быть, его класс.
— И мы, судя по всему, сидим под его партой, — добавил Пузанчик.
Натмаусы спрятались на дне портфеля, среди крошек и фантиков от конфет. Вокруг слышались детские голоса и стук передвигаемых стульев. Потом мисс Шорт громко хлопнула в ладоши, и всё затихло.
— А теперь, дети, я хочу сделать сообщение, — объявила она. — Как вы знаете, я долго думала, как решить вопрос с этими песчанками, — продолжила мисс Шорт. — Когда они появились здесь, их было всего две. Теперь их стало двенадцать. Двенадцать! Только подумайте! Если они продолжат размножаться с такой же скоростью, к следующему семестру их будет уже семьдесят две, а ещё через семестр — четыреста тридцать две. Через год их уже будет две тысячи пятьсот девяносто две! (Мисс Шорт преподавала математику и с удовольствием занималась подобными вычислениями.)
Когда эта статистика дошла до сознания учеников, вокруг послышались удивлённые возгласы.
— Но две тысячи пятьсот девяносто две мышки не влезут в эту клетку, — произнёс кто-то из ребятишек.
— Совершенно верно, — подтвердила мисс Шорт. — Именно поэтому я решила найти нашим песчанкам другой дом.
В ответ раздался хор горестных голосов, потому что дети уже привязались к этим маленьким пушистым мышкам. Но мисс Шорт была непреклонна.
— Не стоит огорчаться, — бодро заявила она, — за ними будут хорошо ухаживать.
— А куда они отправятся? — поинтересовался кто-то.
Натмаусы, сидя в портфеле Артура, с замиранием сердца ждали ответа учительницы.
— Рада сообщить вам, что они переедут в город, в зоомагазин! — Она сказала об этом так радостно, словно речь шла, скажем, о походе в кино. — Я лично отвезу их туда в субботу, когда поеду возвращать книги в библиотеку.
— А их не станут разлучать? — спросил кто-то из детей.
Песчанки, которые, как и Натмаусы, вслушивались в каждое слово, затаили дыхание.
Мисс Шорт заколебалась. До этого момента она не задумывалась, останутся песчанки все вместе или нет. Ей это не казалось важным.
— Думаю, их рассадят по разным клеткам и продадут парами, — сказала она. — Вряд ли кто-нибудь захочет купить их всех вместе.
Песчанкам её слова совсем не понравились. Услышав, что их семью собираются разлучить, они начали бурно протестовать, кидаться на прутья, кричать и умолять о милосердии.