Мысли - страница 14
Подполковник, вздохнув, потер кулаком подбородок:
– А черт его знает, Леха. Знаю только, что тащит он какую-то бумагу, зверски важную и зверски секретную. Непонятно только, почему нельзя ее было переправить с диппочтой или по спутниковой связи. Все равно наверняка шифрована в несколько слоев.
Тем временем солнце садилось все ниже, быстро сгущались сумерки, потянуло свежестью. Большие муравьи торопливо тащили к спрятанному под камнями муравейнику умерщвленных и полуживых насекомых. Хмелев смахнул двух муравьев, по ошибке влезших на его рукав, где они бестолково метались в поисках потерянного направления:
– Мураши где-то рядом квартируют, значит, и скорпионы поблизости. Меня от этой мрази дрожь пробирает. Когда каблуком давишь, такое ощущение, что сейчас поднимешь ногу, а он на тебя бросится цел и невредим. И ты стоишь, размазываешь его, а по спине холодок…
– Это у тебя, Леш, нервы не в порядке.
Подполковник понимающе покачал головой:
– Воображение играет. Что может сделать скорпион под подошвой? Только сдохнуть. Вот, например, что может сделать жаба бабе? Ничего. А она в визг, в сопли. А ведь жаба даже укусить не может, не то что этот гад. Помню, на прошлой неделе ждали вертушку. Сидим на ящиках. Вдруг один медик начал чесаться, ковыряться в штанах и вынул оттуда здоровенного скорпиона. Его чуть удар не хватил. Скорпион, оказывается, у этого придурка-медика с утра ползал в складках одежды, зудел и чесался. Представляешь себе? Сел бы пацан на него, и все, пишите письма, заказываете ящик.
– Да… не знаешь, где на костлявую напорешься.
Капитан настороженно оглянулся и полез в карман комбинезона.
– Покурим, что ли?
– Да, вроде можно, дым уже не заметят. Темно. Не доставай. Я угощаю…
Подполковник бросил взгляд на помрачневшие горы и вытащил из-за пазухи сигаретную пачку.
– О, смотри-ка, «Ява» явская. Привет из Москвы.
Капитан угостился сигаретой и стал задумчиво разминать ее в руке.
– А я вот в столице этой ни разу не был. Надо съездить поглядеть, а то так всю жизнь и проторчишь в этой Азии. Ты ведь часто в Москву ездил?
– Естественно. У меня там бабка живет. В Раменках, в однокомнатной. Все говорю ей, пропиши, дура, помрешь, пропадет квартира. Не хочет. Говорит: «Пропишу, кончины моей желать будешь, чтобы потом сюда девок водить. Вот женишься, пропишу сразу».
Командир щелкнул зажигалкой и, пряча маленький язычок пламени в ладонь, прикурил. В это время лежащий рядом наблюдатель опустил бинокль:
– Почти ничего не видно, товарищ подполковник, стемнело.
– Смотри, смотри, Марлин, он должен засветло пройти. Или не пройти вообще.
Марлин опять всмотрелся в горы и неуверенно предложил:
– Может, поближе подойти, товарищ подполковник?
– Правильно, лейтенант, нужно было вообще за ним в Пешавар слетать, через границу, и все дела. Вот генералы-то планируют… планируют. А все же гораздо проще! Но вот тогда тебе вопрос на засыпку: зачем нас вертушки выкинули за четыре километра? Зачем мы носом землю роем? На связь не выходим, а только принимаем? Правильно раскрываете глаза, товарищ лейтенант. Засекут если нас моджахеды – навалятся всеми силами. Потому что пятнадцать офицеров спеленать им хорошими деньгами отольется. А то, что мы без погон и офицерских книжек, им без разницы. Знают, сукины дети, что солдат – лет восемнадцати-двадцати, а майор – около тридцати. Вот и вся арифметика.
Марлин согласно кивнул и вновь стал всматриваться в темноту. Было очень тихо. Операция по встрече гостя, кажется, проходила вхолостую.
Хмелев, затягиваясь потрескивающей сигаретой, иссушенной жарким афганским воздухом, буркнул:
– Интересно, а мне какое звание духи припишут?
– Ты, Леха, не переживай, – подполковник весело хлопнул капитана по плечу, – я думаю, если живьем захапают, то по твоей ругани подумают, что маршал, а если в дохлом виде, то решат, что не меньше генерала. Вон пузо-то какое. Сплошная солидность…
– Да брось, Семеныч. Ты вот сколько пробежишь с полной выкладкой? Километра три от силы. Верно ведь? Верно. Я-то знаю. А я десяток махану, несмотря на солидность. Когда от вертушек тащились, ты уже запыхиваться начал. И чем только ты в Рязани занимался? Небось, целыми днями на койке валялся да в столовой сидел.