Мысли - страница 34

– Вот, нашла. У одного из них в кармане брюк было – как не сгорело – непонятно!

– Так, что здесь такое… Посмотрим. – Врач вплотную приблизил клочок бумаги к лицу и с трудом разобрал написанное: «Любому полицейскому с последующей передачей офицеру». – Керстин, отнесите это лейтенанту. Вон он курит у своей машины.

Сестра взяла послание и направилась к полицейскому. Однако на полдороге она не удержалась и, убедившись, что на нее никто не смотрит, развернула с интересом записку, но тут же разочарованно хмыкнула, не найдя в ее содержимом ничего душещипательного. На обгоревшем листе бумаги было всего несколько слов:

Ягов проиграл гейм на своих подачах, вместе с ним второй сет и, сунув ракетку под мышку направился к скамейке. По пути он с досады расшвыривал ногами разбросанные по всему корту ярко-зеленые мячики. На скамейке со скучающим видом его ждала Вера. Василий Ефремович сел рядом, обтер лицо махровым полотенцем и хлебнул из термоса сладкого чая:

– Ну что, Верочка, нравится тебе теннис?

– Ничего интересного.

Подул холодный осенний ветер. Вера поежилась, накинула на плечи поверх вязаного свитера куртку и, глядя, как дымится в стаканчике чай, спросила:

– А как зимой играть, снег же будет?

– Вот чудная. Для этого есть закрытые площадки. Можно было уже сегодня там играть, но здесь на воздухе приятнее. Хотя ты права. Под крышу нужно. Скорее всего, мы здесь последний раз в этом году. А тебе тоже надо начинать. Отец просил приобщить тебя к спорту.

– Вы для этого меня с собой взяли, Василий Ефремович?

– Конечно. Вон видишь того пожилого мужчину? У меня, зараза, постоянно выигрывает. Так у него тоже дочь. Играет уже два года. Причем неплохо. Вот на пару и будете… Эй, Феофанов! Прекратите сейчас же тренировать подачу, вы и так меня разнесли вчистую!

Мужчина, которому было далеко за пятьдесят, перестал сосредоточенно запускать через сетку мячи и улыбнулся:

– Замечание принимается, Василий Ефремович. А что, ваша молодая, очаровательная спутница, не хочет попробовать?

– Нет, она нас, стариков, стесняется. Ну, идите же сюда, попьем горяченького…

Ягов откинулся на спинку скамейки и окинул взглядом засыпанные листьями корты. Невдалеке, сквозь уже оголившиеся верхушки лип и кленов, проступала громада футбольного стадиона. По аллее, проложенной между кортами, шатались праздные прохожие. Они жевали чипсы или, изгибаясь, засасывали губами капающее мягкое мороженое. Некоторые подходили к ограждениям кортов и недоуменно, порой с насмешкой, а чаще с тщательно скрываемой завистью, смотрели на бегающих людей в роскошных спортивных костюмах и кроссовках. Эти играющие пары пожилых мужчин и женщин, экипированных «по полной программе», вызывали у прохожих чувство досады за то, что не они и не их прыщавые сопливые дети носятся в дорогой одежде за мячиками. Зеваки, стоя за проволочной сеткой, смотрели на совершенно странный для них мир. Мир из какой-то другой неведомой для них богатой жизни.

Ягов помахал рукой девушкам-подросткам, вцепившимся пальцами в сетку, и улыбнулся. Уж очень они напоминали своими раскоряченными напряженными позами плакат в защиту черного населения Родезии. Девушки вздернули неумело припудренные носы и, нарочито гордо прошествовав мимо мусорного бака и палатки пепси-колы, окруженной скучающей очередью, скрылись в боковой аллее.

– Что, испугались тебя девочки, Василий Ефремович? – ухмыльнулся Феофанов и сел рядом с Верой. Та подвинулась поближе к Ягову, отвернувшись от пахнущего едким потом игрока. Он же, не замечая этого, продолжал: – Неплохо сегодня идет. Почти все удары в поле… Но я так понимаю, игра на сегодня окончена, и нам нужно с вами кое о чем переговорить?

Ягов кивнул:

– Верочка, будь так любезна, сходи к выходу, взгляни, не приехал ли Горелов. Ты ведь знаешь Горелова? В очках такой…

– Знаю.

Девушка поднялась и, не вынимая кулачков из оттянутых рукавов свитера, похожая на пингвина, направилась к калитке. Она осторожно обходила размахивающих ракетками игроков и испуганно пригибалась, если кто-нибудь из них вскрикивал, выкладываясь в мощном ударе. Феофанов плотоядно проводил взглядом ее ягодицы, упруго перекатывающиеся под джинсами: