Мысли широко - страница 2

Я не проучился в пятом классе и двух недель, а все одноклассники уже считали меня самым глупым и часто надо мной насмехались. Скоро и я стал чувствовать себя так, словно правда был самым глупым в классе. Моя мама часто говорила мне: «Ты умница, Бенни. Ты сможешь достичь всего, чего захочешь», но я ей не верил. Ведь никто во всей школе не счи-тал меня умницей. Теперь, внимательно просматривая мой та-бель, мама спросила: — Что это тут за оценка по чтению? По ее тону мне стало ясно, что я попал в переплет. Хотя мне было неловко, я не подавал виду. Мама и раньше знала, что я не очень-то успеваю по математике, но она понятия не имела, что по всем остальным предметам мои успехи были такими же жалкими. Пока она медленно читала табель, слово за словом, я поспешил в свою комнату и начал укладываться спать. Через несколько минут мама вошла в детскую. — Бенджамин, — сказала она, — это твои оценки? Она держала пресловутый табель прямо передо мной, как будто раньше я его не видел. — Ну, да… но это ничего не значит. — Нет, неправда, Бенни, это много значит. — Просто табель. — Это больше, чем просто табель. Я понял, что влип, и приготовился слушать. Но мне было не так уж интересно. Я очень не любил школу и не видел причины, почему мне следовало ее полюбить. Раз уж я самый тупой в классе, чего ожидать? Ребята смеялись и подшучивали надо мной каждый день. — Образование для тебя — единственная возможность спас-тись от бедности, — сказала мама. — Это единственная возможность продвинуться и стать успешным в жизни. Ты это понимаешь? — Да, мама, — промямлил я. — Если ты и дальше будешь получать такие оценки, ты про-ведешь остаток жизни в подворотне или, в лучшем случае, станешь мести полы на каком-нибудь заводе. Не такой жизни я для тебя хочу. И не такой жизни тебе желает Бог. Я повесил голову, мне по-настоящему стало стыдно. Мама воспитывала меня и моего старшего брата Куртиса одна. С тре-мя классами образования, она знала цену тому, чего у нее не было. Изо дня в день она внушала нам, что мы должны очень стараться и хорошо заниматься в школе. — Вы просто не используете все свои возможности, — говорила она. — У меня два необыкновенно умных мальчика, и я знаю, что они могут учиться гораздо лучше. Я делал все возможное, по крайней мере когда только при-шел в начальную школу Хиггинс. Как я мог успевать лучше, если не понимал ничего, что происходило в классе? В Бостоне мы посещали приходскую школу, но я не многому научился: преподаватель, казалось, больше интересовался разговорами с коллегой-учительницей, чем нашим обучением. Возможно, он не один был виноват. Может быть, мое эмоциональное состояние сделало меня неспособным полноценно усваивать материал. Мы с мамой и Куртисом приехали в Бостон, потому что родители развелись, и мы не могли больше оставаться в Детройте. Мне было тогда восемь лет. Я любил и мать, и отца, и их развод стал для меня настоящей трагедией. Многие месяцы я тешил себя надеждой, что родители помирятся, что папа бу-дет приходить домой, как раньше, и мы снова будем прежней семьей. Но он так никогда больше и не пришел. В Бостоне мы два года жили с тетей Джин и дядей Уильямом Авери в многоквартирном доме, пока мать не накопила денег, чтобы вернуться в Детройт. Мама продолжала трясти передо мной табелем, сидя на краю моей кровати. — Тебе придется поднапрячься. Ты должен начать пользоваться вот этим прекрасным мозгом, который Бог тебе дал, Бенни. Ты это понимаешь? — Да, мама.

Всякий раз, когда она делала паузу, я покорно повторял эти слова. — Я работаю среди богатых людей, у них хорошее образование, — говорила она. — Я наблюдаю, как они поступают, и знаю — они могут добиться всего, чего захотят. И ты тоже. Мама положила руку мне на плечо. — Бенни, ты можешь то же, что и они. Только ты можешь это лучше! Мама уже говорила эти слова. Говорила часто. В то время они для меня мало значили. Да и с какой стати? Я был убежден, что являюсь самым глупым в своем пятом классе, но, разумеется, никогда ей этого не сообщал. — Просто ума не приложу, что с вами делать, мальчики, - сказала она. — Я намерена поговорить с Богом о тебе и о Кур-тисе. Она помолчала, ее взгляд был устремлен в пространство. За-тем она произнесла (скорее для себя, чем для меня): — Мне нужно Божье водительство, чтобы знать, что де-лать. Ты больше просто не имеешь права приносить такие вот табели. Насколько я понял, тема успеваемости была исчерпана. Следующий день, как и все предыдущие, казался всего лишь еще одним неприятным днем в школе, еще одним днем, когда надо мной смеялись. Я не решил правильно ни единой задачи по арифметике и не написал ни слова без ошибок в диктан-те. Придя домой, я сразу же переоделся в спортивную одежду и выскочил на улицу. Большинство моих сверстников игра-ли или в футбол или в игру, которую я любил больше всего: «Сбей крышку». Мы резались в «Сбей крышку» так: крышку от бутылки кла-ли в трещину в тротуаре. Потом брали мяч — любой, который был достаточно прыгучим, — вставали в линию и по очереди бросали мяч в крышку, стараясь по ней попасть. Тот, кому это удавалось, получал два очка. Если кто-то ухитрялся сдвинуть крышку мячом на несколько дюймов, то выигрывал пять очков. Десять очков присваивалось тому, кто мячом подбрасы-вал крышку в воздух, а она приземлялась на противоположной стороне дороги. Когда становилось темно или когда мы уставали, я и Кур-тис шли наконец домой и смотрели телевизор. Смотрели мы его до тех пор, пока не отправлялись в постель. У мамы был ненормированный рабочий день, и она никогда не приходила домой раньше нашего «отбоя». Иногда я просыпался оттого, что слышал, как она поворачивает ключ в замке. Через два дня после истории с табелем мама вернулась за час до того, как мы собирались лечь спать. Я и Куртис, развалив-шись на полу, смотрели телевизор. Она пересекла комнату, решительно выключила его и повернулась к нам. — Мальчики, - заявила мама, — вы теряете слишком много времени, сидя перед телевизором. Так образования не получишь. Прежде чем мы успели возразить, она сообщила нам, что молилась о мудрости. — И Господь сказал мне, что надо делать, — продолжала она. - Поэтому с сегодняшнего дня вы не будете смотреть телевизор. Кроме двух программ в неделю. Мы выберем их заранее. — Только две программы? - я не верил, что она могла сказать такую ужасную вещь. — Но это же… — И только после того, как вы выполните домашнее задание. А еще никаких игр и гуляний после школы, пока уроки не бу-дут сделаны. — Но другие мальчики выходят на улицу сразу после занятий, — сказал я, не в силах думать ни о чем, кроме своих това-рищей, с которыми не смогу больше играть. — У меня и друзей не останется, если я буду все время сидеть дома… — Очень может быть, — ответила мама, — но другие дети не собираются преуспеть в жизни, а ты будешь успешным. — Но,мама…