Мю Цефея. Дикий домашний зверь - страница 64

Александр оставлял бойцов, которые хотели драться и побеждать, и выгонял тех, кто мечтал о подвигах и славе. Он вычищал слабых телом и слабых духом. Александр выращивал армию, словно это был куст смородины, — жестко обрезал негодные ветви, бережно подкармливал корни — и дождался первого обильного урожая.

В решающий день Александр мог остаться в тылу, но пошел в бой в первых рядах. Он хотел собственными глазами посмотреть, как его план оживает, ревет гусеницами танков, гудит двигателями ракет, как он режет и сжигает, давит и разрывает на куски. Он знал, что верный Бу прикроет от шального осколка, порвет горло озверевшему бандиту, а если понадобится — осторожно возьмет за шкирку, словно кошка котенка, и отнесет в полевой лазарет.

Но вышло иначе: из подорванного туннеля в последнем логове террористов Бу вынес молодого парня в испачканном мундире — рука зажимает рану на животе, мочка уха отстрелена. Механический крокодиловый кот принес добычу хозяину и взглянул вопросительно. Жрать или в лазарет?

— В лазарет, — махнул рукой Александр. — А впрочем…

Он наклонился поближе к наследнику, ударил его рукой по щеке — в глазах сразу появилось понимание.

— Твоя команда проиграла, — просто сказал фермер. — Болельщики сожгли знамена, соратники сорвали погоны. Скажи, что ты чувствуешь сейчас. Честно.

— Мне… все равно… — прохрипел парень. — Я чувствую, что в этих боях я стал лучше, я стал сильнее, я был занят делом. Я хотел быть тут, а погоны — две полоски ткани, знамя — только повод.

— В лазарет, — повторил наемник. — Отнеси моего сына Герберта в лазарет.

Александр с сыном отметили победу на орбите; внизу президент Воркуты трудился в поте лица: строил школы и больницы, тюрьмы и казармы, раздавал одним — амнистию, а другим — пули в лоб. Шестеренки плана все еще докручивались, но наемнику это было не так интересно. Его работа на Воркуте закончилась, работа Тимура — началась по-настоящему.

Они взяли отпуск, они впервые в жизни по-настоящему присматривались друг к другу — в бойцовых ямах Пандоры, в прокуренных барах столицы, в домах наслаждения Фуньцзы.

— Я не люблю города, — однажды сказал Александр. — Они придуманы для слабых — для тех, кто не может защитить себя сам и навязывает сильным гнилой общественный договор. Города сковывают фальшивой этикой — словно вообще существуют какие-то ценности, присущие каждому человеку от рождения. Их богатство — замки из песка, и единственное, что эти замки защищает, — дурацкие символы. Герб в паспорте. Нашивка на груди. Погоны на плечах. Символы были хороши на тесной, переполненной Земле, но зачем они в космосе, где каждый может жить как хочет и где хочет — даже в одиночку на целой огромной планете?

— Папа, а строил ли ты в детстве замки из песка? — спросил Герберт.

— Да, и крепче не было их на всем берегу огромного синего моря. — ухмыльнулся отец.

— Но что ты делал, когда вечерело и надо было уходить домой, оставив их ветрам и волнам, доверив чужим людям?

— Уходя, я разрушал их без сожаления. Доверять можно себе. Доверять можно друзьям. Доверять можно человеку, которому ты заглянул в глаза и понял: это человек дела.

Александру нравились эти беседы, но короткий отпуск прервало письмо с Родезии.

«Ты нам нужен, — попросила Жаклин. — Возьми столько оружия и людей, сколько сможешь».

***

С орбиты Родезия почти не изменилась: кляксы земной зелени, кажется, стали даже больше. Брови Александра, однако, нахмурились уже на высоте птичьего полета: не та геометрия посадок, не тот оттенок листьев на плантациях, а стада животных — где они вообще? Ближе стало еще хуже: на территории колонистов выросли трущобы — бараки из листов спрессованных опилок, вместо отопления — почерневшие от сажи печки, а в них весело потрескивает высохшая виноградная лоза. А что это рядом? Обломок руки Хокинса — в ладони навсегда зажат керамический нож. Защищал ферму до конца? А кто эти люди, что слоняются по колонии без дела?

— Что случилось? — спросил он мягко.

— Нас национализировали, — объяснила Жаклин. — Мы не хотели говорить. Ты нашел новое призвание и заслуживал, чтобы старые проблемы оставили тебя в покое.