Мю Цефея. Только для взрослых - страница 33

У всех свои маленькие слабости. Кто-то самозабвенно мастурбирует в душе при живой жене и паре страстных любовниц, кто-то предпочитает общение с изящными мальчиками, будучи при этом примерным семьянином, заботливым отцом и столпом общественной морали, кто-то ложится под первого встречного в любом подходящем для этого закоулке, оставаясь при этом любящей женой.

Лерочка любила подглядывать.

Тайное это увлечение, столь невинное в детстве, когда проклевывающаяся, намечающаяся еще только сексуальность побуждает маленьких мужчин и женщин на необъяснимые самим себе поступки, и совершенно естественное в подростковую пору, несколько лет назад, когда после развода Лерочка устраивала свою растреклятую жизнь, удачно совпало с обязанностями, которые налагала на нее новая должность в только что открывшемся Центре Современной Биорепродукции.

***

Такая комната за зеркалом есть в каждой клинике, хоть сколько-то причастной к зачатию, деторождению и планированию семьи. Она скрывается за неприметной дверцей с маловразумительной табличкой, на которой значится «Техническое помещение» или «Только для медперсонала». За дверью короткий коридор, за поворотом которого небольшое затемненное помещение, в одной из стен его мягко светится приглушенным светом окно.

Зеркало.

Сексопатолог, скрытый за зеркалом, следит за парой, которая отрабатывает новый модуль поведения в спальне, раз за разом терпит фиаско, но не оставляет в силу весомых причин попыток наладить свою сексуальную жизнь; он делает пометки в блокноте и ведет запись очередного видео для своей коллекции человеческих проблем и недоразумений. Это его маленькая слабость — как и то, что его рука время от времени чувственно занимается промежностью его дорогих, сшитых у модного портного брюк.

Семейный психолог наблюдает исподтишка за оставленными — словно бы случайно — в одиночестве женой и мужем, вслушиваясь через скрытый микрофон в их перебранку, ловит каждое слово и вскоре уже знает, чем помочь каждому из супругов и им обоим. А еще ему известно, как без особых усилий соблазнить привлекательную жену клиента; он знает даже время, в которое сможет без помех этим заняться.

Задачей Лерочки, врача-лаборанта, было, не вступая в контакт с клиентом, следить за тем, чтобы донорская сперма собиралась надлежащим образом, без нарушения обозначенной в договоре технологии. То есть — никаких подружек, никаких принесенных с собой гондонов, никаких «я помогу тебе ротиком, милый» и уж точно никакого секса на умывальнике с обязательным «я успею вынуть, успею, дорогая, успею!..».

Если что-то шло не так, Лерочка включала динамик и своим звучным красивым голосом строго журила нарушителя или нарушителей. Те тушевались, бранились, бежали в панике, пытались жаловаться на вторжение в личную жизнь — но Лерочка была непреклонна в своих требованиях, а начальство ценило ее исполнительность, порядочность и — в совершенно исключительных, редких и оттого начальством особенно, трепетно любимых случаях — тугую хватку ее тренированного ануса.

Стоит ли говорить, что в клинике Лерочка чувствовала себя на своем месте?

***

Этого посетителя Лерочка видела в первый раз. Он вошел в процедурную сквозь отдельный — конфиденциальность гарантирована! — вход для клиентов, уверенно прошагал к раковине и без промедления принялся за дело. Ни журналы с многопудыми распутницами, затертые, как ни странно, на некоторых страницах до дыр, ни видеодвойка с «Приватовской» и другой, более жесткой порнопродукцией донора не заинтересовали.

С потенцией у него все было в порядке. С техникой — тоже. Лерочка в восхищении замерла по свою сторону зеркала и смотрела, смотрела и смотрела, как самый лучший и самый интересный в мире фильм. За момент, когда зрачок уретры набух багрянцем напрягшихся в предчувствии эякуляции губок, Лерочка единогласным решением голливудских киноакадемиков вручила бы хозяину члена «Оскар», как только у того освободились бы руки.

Сперма у него была красной. Контейнер наполнился густым рубиновым желе почти на треть.

Когда упругие толчки семяизвержения прекратились, альбинос тщательно, словно корову доил, прошелся сжатой в кулак рукой от корня до головки, сцедил остатки семени — несколько алых тягучих капель — в стаканчик, отер хозяйство и руки салфеткой, неслышно вжикнул молнией на джинсах. Завернул крышку, стаканчик поставил на полочку под зеркалом, а потом, словно знал, куда смотреть, глянул Лерочке прямо в глаза — та отшатнулась от неожиданности, пальцы, томно, словно загипнотизированные, ласкавшие чувственный бутон лона, больно сжались, гоня от паха в мозг волну смешанного с болью наслаждения, — и улыбнулся.