Мюрид революции - страница 10
С этими мыслями в один из первых дней после начала занятий стоял Асланбек в толпе людей у ворот тюрьмы. Конвой собирал узников в этап. Заключенных стояло уже больше двух десятков, а из ворот тюрьмы выводили все новых и новых людей.
Жены прощались с мужьями, отцы — с детьми, молча, со слезами, они не имели права разговаривать с заключенными.
— Сынок, скажи, ты не знаешь, куда это их гонят? — вдруг услышал Асланбек.
Голос за спиной был незнакомый.
Обернувшись, он увидел старого горца в поношенном коричневом бешмете, с трудом опирающегося на суковатую палку. Лицо у горца было бледное, высохшее. Маленькие помутневшие глаза его с глубоким страданием разглядывали заключенных, которых уводили все дальше от ворот тюрьмы.
— В Сибирь их отправляют, отец, — сочувственно сказал Асланбек. — Но вы не беспокойтесь, очень может быть, что они скоро вернутся! — Он сказал это просто так, желая поддержать старика. Никаких оснований для такого утверждения у него не было, и все-таки…
— Да, да, — невнятно пробормотал старик, невидящим, взглядом провожая заключенных. — Но где же тут мой сын? — вдруг с отчаянием воскликнул он.
— Ваш сын в тюрьме? — спросил Дакаш.
— Да. Он учился в горской школе, а теперь вот посадили-неизвестно за что… — глухо ответил старик.
Неожиданная догадка пронзила Асланбека. Минуту он внимательно вглядывался в старика, потом спросил:
— Вашего сына звали не Решидом?
— Да.
— Тогда я знаю вас. Вы Гази из Бороя, — уверенно сказал Асланбек.
— Да, это я. — Теперь старик с робкой надеждой смотрел на юношу.
— А ну-ка, проваливайте, чего тут не видели? Марш отсюда, да побыстрее! — гаркнул внезапно подошедший к ним городовой, левой рукой придерживая длинную шашку.
Асланбек вскипел от ярости: этот городовой постоянно торчал то перед зданием реального училища, то около тюрьмы.
— А потише не можете? — угрюмо спросил Асланбек.
Городовой, как бык, уставился на юношу. Казалось, он собирается боднуть его.
— Старик приехал из аула Борой. Он ищет своего сына. Парня недавно арестовали, — сказал Асланбек, еле сдерживая себя. Но, как всегда, выдавали глаза — с таким гордый презрением смотрели они на городового.
— Арестовали — значит, по делу, — невозмутимо ответил тот. — Порядок требуется. Давай, давай отсюда! — И он махнул на них рукой.
— Уйдем отсюда, отец, а то это чучело боится, как бы мы его не сглазили, — предложил Асланбек.
Они медленно побрели прочь от тюрьмы. Юноша старался сдерживать шаг, чтобы старику было легче поспевать за ним.
— Я тут разыскал своего старого друга. Воевал с ним еще в ту войну, в японскую, — сказал Гази, — так вот, он и посоветовал наведаться к тюрьме. Я и пришел сюда… А теперь не знаю, куда и деваться. Может, сходить к полицейскому приставу…
— Это зачем? — спросил Асланбек с явным недовольством.
— Как — зачем? Ведь сына-то моего он арестовал. Хочу объяснить ему, что сын не виноват ни в чем. Так что если уж ты знаешь Решида и тебе не очень трудно, проводи меня к этому приставу, — попросил старый горец.
— Пойти к приставу мы можем, только вряд ли от него можно ожидать добра, — сказал Асланбек. — А впрочем, пойдемте! Скорее!
И они направились в сторону Дундуковского проспекта.
— Что добра от них мало — это я знаю, — говорил Гази. — Но что делать? Ведь нельзя же сидеть сложа руки, пока нас не добьют… Надо искать правду, требовать.
«Надо искать правду, требовать… Не сидеть сложа руки, пока нас не добьют», — мысленно повторил Асланбек, с уважением взглянув на старика.
А тот думал свое:
«В ауле бродят тревожные слухи, царь-то, говорят, непрочен. Да вот сейчас и этот, видно, знающий джигит сказал — арестованные скоро вернутся. К чему все это? И откуда он знает Решида? И меня узнал?..»
— Ты чей же будешь, молодой человек? — осторожно спросил он. — Что-то я тебя не знаю.
— Я сын Джамалдина Шерипова. Вы еще не видели меня.
— Значит, ты сын Джамалдина?
— Да.
— Дай аллах тебе здоровья! Ведь твой дядя из шатоевских Шериповых, брат твоего отца, — мой большой приятель. Как Джамалдин сейчас, здоров ли?
— Ничего. Держится.
— Пусть аллах продлит его годы! Ну а тебя как зовут?