Мюрид революции - страница 17
Асланбек слушал молодого большевика и всем существом почувствовал, что время столь долгожданного для него действия настало.
X
На следующий день у входа в общежитие реального училища Асланбек сидел со своими одноклассниками. Вечер выдался спокойный, тихий. Высоко в ясном небе плыла холодная луна, а на западе еще догорала заря. Учащимся было не до красот природы: перебивая друг друга, они горячо обсуждали последние волнующие события.
— Революция — это дело людей, у которых чистая душа и сильная воля, — говорил Шерипов. — Во всех революциях главной силой всегда была молодежь! Вспомните, сколько лет было Робеспьеру, когда он стал народным трибуном Франции?
— Да, Робеспьер — вот был человек! — откликнулся кто-то.
— Это он, Робеспьер, говорил, что человек рожден для счастья и свободы, но повсюду он закабален и несчастен. Общество имеет целью сохранение его прав и улучшение его существования, но повсюду оно унижает и угнетает его.
— Ну и память у тебя, Асланбек! — восхитился один из юношей.
Но тот даже не обратил на похвалу внимания.
— Эту речь Робеспьер произнес, когда ему было немногим больше двадцати, — продолжал Шерипов. — А вы видели оратора, который выступал вчера последним?
— Гикало?
— Вот-вот! Ему тоже всего двадцать лет. А он уже один из организаторов революционного выступления в нашем городе.
— А ты разве знаком с ним, Асланбек?
— Николая Гикало все знают, — уклончиво ответил Шерипов. — Дело в том, что он ненамного старше нас, а уже активно участвует в революции.
Хотя поначалу разговор носил довольно отвлеченный характер, Асланбек гнул свою линию.
— Мы должны быть готовы к действию! — сказал он.
Товарищи опешили.
— Что же мы должны сделать? — спросил кто-то.
— Нам надо создать свою боевую дружину, — решительно заявил Асланбек. — Вот тогда мы действительно будем участвовать в революции.
— Я первый записываюсь в дружину! — воскликнул один из товарищей Шерипова, Виктор Земцов. — И Вадима Кунова прошу записать…
— Вадима записывать в дружину нельзя, он жаден и скуп! — резко сказал чернявый невысокий реалист. — Посуди сам, Асланбек, какой из него выйдет революционер? Отец привез ему полную корзину яблок, а он, скряга, дал нам несколько штук и закрыл корзину на замок…
Асланбека разбирал смех: боевая дружина — и яблоки! Но он не мог пренебречь правилом: все, что принесено в коллектив, дели поровну. В пансионате жило много учеников из необеспеченных семей, они съехались сюда из казачьих станиц и горских аулов и часто жили впроголодь.
— Скажите, где Вадим прячет свою корзину? — спросил Асланбек.
— Под кроватью. Где же еще он может ее прятать!
— Тогда пошли! — Шерипов решительно двинулся в общежитие.
Остальные последовали за ним. Мимо дремлющей сторожихи поднялись по узкой, скрипучей лестнице. Гурьбой вошли в большую комнату — спальню старшего класса.
Все здесь напоминало солдатскую казарму. Вдоль стен стояли черные железные кровати, накрытые серыми суконными одеялами. Деревянный пол давным-давно не крашен, доски — ссохшиеся и неровные, словно здесь гоняли лошадей. Посреди комнаты возвышался большой, длинный, ничем не покрытый стал.
Асланбек заглянул под одну из кроватей и вытащил из-под нее большую плетеную корзину. На ней висел замок. Корзину облепили мухи. Решительным жестом Асланбек поднял корзину и поставил ее на стол.
— Что ты собираешься делать? — спросил один из реалистов, столпившихся вокруг стола.
Вместо ответа Асланбек резко дернул замок, открыл корзину и перевернул ее, высыпав яблоки на стол.
— Ешьте, — пригласил он товарищей. — Подходите смелее и берите на здоровье! Я угощаю! Это яблоки моего друга!
Пиршество было в разгаре, когда в комнату вошел Вадим Кунов, владелец корзины.
— Что это? Кто тут посмел хозяйничать? — двинулся он к непрошеным гостям, заглянул в пустую корзину и молча уставился на заваленный яблоками стол.
Ребята, жуя яблоки и улыбаясь, отступили от стола.
— Как же ты можешь прятать от друзей добро и без пользы гноить его? — Асланбек взял со стола испорченное яблоко и протянул его Вадиму.
— А тебе какое дело? Мои яблоки, что хочу, то и делаю с ними! — раздраженно ответил Вадим. — Сгною и сам выброшу.