Н. А. Львов - страница 16

Хемницер посвятил Машеньке первое издание своих басен. Он не хотел их публиковать, опасался, что слишком откровенные намеки на власть имущих, живых еще сановников (например, на Л. А. Нарышкина) могут навлечь на него немилость свыше и даже преследование. Львов, а вслед за ним и Капнист долго его уговаривали эти басни напечатать. Они появились в печати лишь в 1779 году, анонимно, под заглавием «Басни и сказки N. N.» с обширным посвящением: «Милостивой государыне Марии Алексеевне Дьяковой», причем имя ее было всюду заменено начальными буквами. Это было его приношение, «жертва на алтарь любви».

Восхищением, любовью и преклонением перед Машенькой исполнено все посвящение. Он восторгается ее добротой, беспристрастием, ее справедливостью и «правилом» слушать и любить только правду». Она для него - непререкаемый авторитет в вопросах искусства. Построено «посвящение» весьма остроумно: басни взбунтовались против намерения автора их опубликовать и требуют от него:

«Нет, ежели ты в свет намерен нас пустить,

Отдай Дьяковой нас в покров и защищенье,

Тогда хоть мы от злых услышим поношенье,

Что станем правду говорить,

Но в ней не гнев найдем, увидим снисхожденье».

Автор возмущен дерзостью этих притязаний:

«Как? Ей представить вас? что вы, с ума сошли?

Подите прочь, пошли, пошли!»

Но персонажи басен - Медведь, Старик, Свинья, Слон, Корова, Лошадь, Бедняк - не унимаются, пустились «в плач и вой». В конце концов автор принужден им уступить.

«И для того мой труд, пожалуйста, примите,

А мне назваться прикажите

Всегда покорным вам слугой».

На это посвящение Хемницера Машенька ответила пятистишием:

«По языку и мыслям я узнала,

Кто басни новые и сказки сочинял:

Их Истина располагала,

Природа рассказала,

Хемницер написал» -

и опубликовала в «Северном вестнике» (1779, ноябрь) - без подписи, заменив фамилию Хемницера многоточиями. Только в 1927 году Б. И. Коплан раскрыл по черновикам имя подлинного автора этой эпиграммы - Львовой и расшифровал еще одну литературную мистификацию: Хемницер поместил среди своих басен две басни Львова: «Львиный указ» и «Заяц». Эти две басни были названы в оглавлении, как «чужие басни», и пометка долго ставила в тупик видных историков литературы.

В ответ на «Епиграмму» Машеньки Хемницер позднее написал небольшое стихотворение: «М. А. Львовой». «Чувствительно вы похвалили того, сударыня, кто басни написал».

Примерно в эти годы состоялось знакомство Львова с Г. Р. Державиным (1743-1816).

По некоторым сведениям их познакомил Капнист, сблизившийся с Державиным еще во время совместной службы в Преображенском полку, по другим - первая встреча произошла в доме Дьякова, куда ввела Державина его молодая жена Катерина Яковлевна.

Державин был еще молод: в 1778 году ему исполнилось 35 лет. Он только-только покинул военную и начинал гражданскую службу: в чине коллежского советника занимал должность экзекутора 1-го департамента сената по наблюдению за хозяйственной частью. Его начальником был всесильный генерал-прокурор князь А. А. Вяземский, человек с энергичным, притом весьма вздорным характером. В апреле того же 1778 года состоялась свадьба Державина с Катериной Яковлевной Бастидон, и он с женой поселился в доме, полученном в приданое, на Сенной площади.

Известно, что через год, при перестройке здания Сената в 1779 году под наблюдением Державина был отделан зал общих собраний. Модельмейстер фарфорового завода скульптор Жан-Доминик (Яков Иванович) Рашетт украсил стены аллегорическими барельефами и медальонами, а Львову было поручено (не самим ли Державиным?) составить «план» для этих барельефов, то есть описать их содержание. Генерал-прокурор Вяземский, принимая работы, был недоволен, что Истина представлена обнаженной, и приказал прикрыть ее наготу. Державин сердился, а Львов шутил и смеялся: в сенате бесстыжая истина и голая правда всегда бывают прикрыты.

Державин чуть позже упоминал, что «все сии барельефы и медальоны изобретения г. Львова». А еще позднее, в «Записках» он резюмировал: «С тех пор стали отчасу более прикрывать правду в правительстве».

Комментируя этот эпизод, Я. К. Грот пишет о Львове: «Здесь в первый раз в биографии Державина появляется этот замечательный человек, который с этих пор до самой смерти своей приобретает такое значение в жизни и поэзии Гаврилы Романовича». Однако попытаемся проследить их отношения в более ранний период.