Н. А. Львов - страница 33
Свадьбу сыграть было положено в Ревеле у родственника, графа Якова Федоровича Стенбока, мужа Катеньки Дьяковой, которая давно звала своих родных навестить ее семью. Да и граф жаждал показать им свои богатейшие поместья. Как большинство остзейских аристократов, граф Якоб Понтус был заражен фанфаронством. Надо думать, что свояку он устроил богатую свадьбу.
Я. К. Грот на основе свидетельств детей и внуков Львова и Стенбока рассказывает о том, что «жених» и «невеста» скрывали свой тайный брак до последней минуты, то есть до обряда венчания. Признались, когда все родные и близкие собрались на торжественную церемонию. Скандал! Нельзя же было венчаться вторично! Чтобы избежать конфуза, Львов заранее нашел жениха и невесту из молодых крепостных. Их обвенчали, а после торжества церковного чина, под пение «Исайя ликуй» поздравления принимали две четы.
Львов пробыл в Ревеле - в Таллине, - а также на острове Даго с конца октября до середины февраля 1784 года: мы это знаем по письмам Державина (от 18 января) и Хемницера (от 18 февраля). Чем он здесь занимался?.. Сидеть сложа руки было не в его натуре, тем более после периода бурной деятельности в Петербурге.
Конечно, он знакомился с Ревелем, с его старинной архитектурой. Отметим, что в Эстляндии 80-е годы отличаются усиленным строительством - по инициативе и поддержке русского правительства. На возведение каждого государственного здания отпускались казенные ссуды по 20 тысяч при условии завершения дома в 1790 году. Главное внимание было обращено на казармы, таможни, почту, банки, суды, сторожевые посты, на укрепление берегов. Остзейская знать, бароны и графы, брали обязательства возвести то или другое строение.
Таким «подрядчиком» оказался граф Стенбок, взявшийся построить здание Суда на улице Рахва-кахту (№ 3), с эффектным фасадом, выходящим на видное место высокой горы. Автором проекта этого судебного здания эстонские исследователи называют И. Г. Моора, архитектора и секретаря губернского управления. Однако некоторые детали здания дают основание предполагать, что автором его был Львов.
Во время проживания Львова после свадьбы у Стенбока в 1783-1784 годах Державин из Петербурга сообщал ему столичные новости, рассказывал о встрече с П. В. Бакуниным и с Ильей Андреевичем Безбородко, братом патрона. Александр Андреевич Безбородко через брата приглашал Львова по возвращении поселиться опять у него во дворце, «в своих покоях». Причем Бакунин тоже говорил, что Львов у Безбородко есть и будет «в прежнем положении». Державин в своем письме все-таки делает оговорку: «Однако на сие полагаться не должно: вы знаете свет, и знаете больших бояр: они, кроме себя, никого не уважают...»>37.
Последние строчки весьма показательны: члены львовского кружка трезво оценивали свет, аристократов высшего общества.
В конце февраля 1784 года, вероятно уже в Петербурге, Львов получил весточку из Смирны. Хемницер, как и всегда, был нежен и ласков, снова шутил: «Мой милый Новоторжец!.. Что я претяжко болен был, об этом я тебе, кажется, писал. Ноябрь и Декабрь выдержал я, не вставая с постели... теперь по скверному здешнему прегнилому зимнему климату мучит меня на осталях кашель до крайности. ...трамонтано только тебя и оживит, а сирокко так тебя расширит, что и душой и телом устерца [устрица] устерцою! дурак дураком, право, ей-богу, так!» И делает вывод: «Словом, кроме отечества и самого Петербурга, для меня несть спасения».
Хемницер делится с другом мечтою бросить служебное поприще в Смирне и вернуться домой. «Хлеб мой насущной, я знаю, будет очень маленькими ломтями резан, да была бы только душа сытая. Пу, полно, прости».
Это письмо Хемницера оказалось последним. Он его завершал: «Вам, милостивая государыня, Мария Алексеевна, уже без страха ЛЬВОВА, скажу, что вашим письмом теперешним, где вы уже без страха подписались Львовой, как быть, как водится, доволен был. Не доволен только тем, что вы мне тут разные какие-то комплименты наговорить изволили: пожалуйста не браните впредь человека словами, который бы не хотел и неприятного взгляда. Целую вам руку. Простите, сударыня»