На берегах Гудзона - страница 10

Когда старик собрался уходить, Грэйс обратилась к нему, немного смущенная:

— Джон оставил меня своей единственной наследницей, и я хочу вам отдать кое-что из его одежды. Может быть, она вам пригодится. Я не могу равнодушно видеть этих вещей.

Она быстро ушла и через некоторое время вернулась с объемистым узлом.

— Вы его любили, господин Каценштейн, и это вам будет на память от него, — сказала она подавленным голосом.

Придя домой, разносчик развязал узел. Среди других вещей он увидел костюм, в котором Джон Роулей был в день своей смерти. Совершенно бессознательно, как бы машинально Самуил Каценштейн осмотрел карманы. Подкладка одного из них была порвана. Он запустил руку в отверстие и нащупал что-то твердое. Это оказалось письмом, написанным на небольшом листке лиловой бумаги, которое он прочел со все возрастающим волнением:

«Несколько дней тому назад я вернулась из Европы, и мне все известно. Мне известно, что другая женщина вошла в твою жизнь и вытеснила меня. Я тебя все время не забывала и страдаю из-за ужасного недоразумения, которое явилось причиной нашей разлуки. Почему ты не хотел мне поверить тогда?

Я должна тебя увидеть еще раз, только один единственный раз. Хочу из твоих собственных уст услышать, что я должна отказаться от всякой надежды на счастье. Не доводи меня до отчаяния; я не знаю, что сделаю, если ты отвергнешь мою просьбу. Я приду к тебе завтра вечером.

Э. Нью-Йорк, 29 апреля 19…».

Глаза разносчика широко раскрылись… Э… Этель… Этель Линдсей.

Письмо было помечено 29-м апреля, а 30-го Роулей был убит.

Женщина с туберозами… — молнией пронеслось у него в мозгу, — конечно, не негр совершил убийство, а Этель Линдсей — женщина, которая написала: «Не доводи меня до отчаяния; я не знаю, что сделаю, если ты отвергнешь мою просьбу…»

Он отнес письмо к начальнику тайной полиции, который вложил его в папку с красной надписью: «Этель Линдсей».

* * *

Мириам Каценштейн находилась в санатории уже десять дней; однако, по ее письмам видно было, что она все еще не поправляется. Она писала, что с каждым днем чувствует себя все слабее и принуждена оставаться в постели.

Старый разносчик терял голову, боясь за свою дочь. Он опасался самого худшего. И его как громом поразило, когда, возвратясь однажды поздно вечером домой, он нашел телеграмму, в которой прочел страшные слова:

«Приезжайте немедленно, дочь при смерти. Брэс- форд».

Как помешанный, бросился старик к трамвайной станции, где он к ужасу своему узнал, что последний трамвай ушел за пять минут до его прихода, а следующий пойдет в пять сорок утра.

Он пустился в длинный путь пешком, всю дорогу терзаемый мыслью, что может прийти слишком поздно.

Страх гнал его вперед; с блуждающими глазами, еле дыша и бормоча про себя отрывистые слова, он бежал не останавливаясь.

После бесконечно долгого и мучительного путешествия он наконец достиг парка и увидел огромную каменную массу, мрачно выступающую в ночной темноте.

Он позвонил у ворот. Открывшему ему ночному сторожу он едва был в силах задать вопрос.

Ночной сторож ничего не знал. Он повел разносчика через огромную залу, постучал в одну дверь и позвал:

— Том, Том Барнэби!

Из-за двери отозвался заспанный голос:

— Сейчас.

Через несколько минут вышел пожилой толстый человек. Ночной сторож объяснил ему:

— Этот старик справляется об одной пациентке, его дочери. Как звать ее? — обратился он к разносчику.

— Мириам… Мириам Каценштейн…

Том Барнэби произнес тоном смиренного благочестия:

— Милосердный боже убрал ее к себе на небо.

И деловито прибавил:

— В три часа пятьдесят минут. Она в покойницкой. Я вас провожу туда.

Самуил Каценштейн был оглушен. Умерла, и он ее больше не увидит… Мертва, единственное счастье его безрадостной жизни, его молодая, ненаглядная дочь… мертва…

В немом оцепенении, еле держась на ногах, следовал он за Томом Барнэби через огромный парк. В отдаленном конце его, — там, где волны Гудзона разбиваются о каменную ограду парка, — возвышалась скрытая среди высокого кустарника небольшая белая часовня, как призрак выступающая из глубокого мрака ночи.

Том Барнэби вытащил ключ из кармана, открыл дверь и, войдя в сводчатое помещение, снял покрывало с одних носилок.