На берегах Гудзона - страница 12
С первым же пароходом мисс Линдсей выехала обратно в Америку.
30 апреля Этель Линдсей казалась еще более возбужденной, чем всегда. В два часа пополудни она одна ушла из дому и возвратилась лишь около одиннадцати часов вечера. Когда горничная ее раздевала, она внезапно упала в обморок. Ночью горничная, занимающая смежную с нею комнату, слышала, как Линдсей горько рыдала.
Сообщение об убийстве Роулея она приняла удивительно спокойно; горничная слышала, как она заметила своей компаньонке: «По крайней мере, он и той не достанется».
Больше мне пока ничего не удалось узнать.
Вильям О’Флахерти».
Начальник тайной полиции попросил к себе Вильяма О’Флахерти.
— Каково ваше собственное мнение, О’Флахерти? Ирландец пожал плечами.
— Про женщину можно всему поверить. А та, о ком идет речь, судя по словам горничной, настоящий дьявол.
Начальник тайной полиции подумал с минуту, затем еще раз перечитал рапорт и взял телефонную трубку:
— Алло, Рональд, говорит Моррисон. Пошлите сейчас же двух агентов на Бродвей, № 18 — арестовать девицу Этель Линдсей.
* * *
Этель Линдсей стояла пред следователем. С испугом устремив на него свои красивые черные глаза, она сбивчиво отвечала на его безжалостные вопросы.
— В котором часу вы вошли в квартиру г. Роулея?
— Я точно не помню — должно быть, в три четверти восьмого.
— А когда вы ушли оттуда?
— Без пяти минут восемь.
— Удивительно короткое свидание. Женщина, пришедшая упрекать своего бывшего возлюбленного, обычно не довольствуется таким коротким сроком.
Этель Линдсей густо покраснела.
— Что произошло между вами и г. Роулеем?
Девушка молчала. Следователь повторил вопрос более резким тоном.
Она умоляюще взглянула на него и сжала еще крепче свои тонкие, красные губы.
— Хорошо, если Синг-Синг и электрический стул вам милее… — равнодушно заметил следователь.
В ужасе она простерла к нему руки.
— Нет, нет. Я вам все скажу, хотя… бывает такое унижение, которого невозможно требовать ни от одной женщины…
— Вы здесь не женщина, а обвиняемая, — сухо прервал ее следователь. — Почему вы пробыли у г. Роулея так мало времени?
— Он… Когда я вошла к нему в кабинет и начала говорить, он посмотрел на меня и сказал: «Уходи, ты мертва для меня, нам нечего больше говорить друг другу».
— И этого было достаточно, чтоб вы ушли?
— Нет, не только его слова подействовали на меня, но и его взгляд… он посмотрел на меня как на совершенно чужого человека. Я хорошо знала все, что должна была ему сказать, каждое слово, каждую фразу… — Ее голос оборвался. — Я вышла оттуда, как побитая собака, — прибавила она еле слышно.
— Служитель показывает, что у вас там произошел спор.
— Это неправда.
— Он слышал, как вы кричали.
— Я только один раз воскликнула: «Джон, будь снисходителен и выслушай меня».
— Что вы делали после того, как ушли оттуда?
— Я как помешанная осталась стоять на улице, имея лишь одно желание: прочь отсюда, как можно дальше от этого дома.
— Говорили ли вы с кем-нибудь по выходе от г. Роулея? Этим вы доказали бы свое алиби.
Этель Линдсей подумала.
— Да, с одним мороженщиком на Саунде, на улице X. В горле у меня пересохло, и я съела мороженого, чтобы освежиться.
— Улица X находится на противоположном конце города. Как вы туда попали?
— Я взяла такси.
— Когда это было?
— Точно не могу сказать.
— Но прежде чем сесть в автомобиль, вы ни с кем не говорили?
Этель Линдсей помолчала с минуту, затем поспешно сказала:
— Да, был какой-то человек, с которым я говорила в восемь часов: один старик, позвавший для меня такси.
— Что это был за человек?
— Разносчик.
— Не можете ли вы описать его подробно?
— Это был еврей.
— Разносчики большей частью евреи.
— У него была борода.
— Это тоже не является отличительным признаком, так как большинство правоверных евреев носят бороду.
Этель Линдсей гневно топнула ногой.
— Не можете же вы от меня требовать, чтобы я тут же точно вспомнила, как этот человек выглядел.
— Успокойтесь, мисс Линдсей, я этого вовсе не требую, тем более, что этот человек, более чем вероятно, существует только в вашем воображении.
Иронический тон, каким были произнесены эти слова, окончательно смутил женщину. Она начала плакать.