На берегах полноводной Сивини

Проснулся Антон от резкого и глухого звона за стеной. Не открывая глаз, повернулся на узкой кровати, натянул одеяло на голое плечо. За ширмой у батареи парового отопления неслышно дышала бабушка Настя. Окно, выходившее на улицу, было по-ночному черное. Мальчик зачмокал губами, еще крепче смежил глаза, и тут в спальне родителей послышался резкий стук, похожий на звон битой посуды, и сразу наступила тишина.

— Бей, бей, — услышал он странно спокойный голос матери. — Вон еще тарелка на столе, колоти и ее.

— Доведешь, и она полетит, — ответил отец.

Чувствовалось, что в нем все клокочет.

— Всех перебудишь. Сына хотя бы посовестился. — И мать заплакала, с трудом выговаривая сквозь слезы: — Привык бушевать… Чуть что не по нем — швыряет на пол… Сам же виноват и… Нет, я не могу так больше жить, не могу! Все опостылело. Чувствую, чужая тебе… и ты мне чужой.

Снова до Антона сквозь полусон дошли злые слова отца:

— Была бы другой — этого бы не случилось. Командовать больно любишь: лишнюю рюмку не выпей, с товарищами не посиди свободный часок. Вот и стал искать… где потише.

— Уж договаривай правду: где с лаской встретят. Нашел моложе меня? Видала я эту крашеную.

— Собирай больше сплетни!

— Зна-аю. И люди говорили… Изолгался весь.

И мать снова зарыдала.

Голоса за стеной стихли. Антон отчетливо, ясно слышал ссору родителей и тем не менее в следующую же минуту забыл: он все еще был в сладком полусне.

Такие ссоры в последнее время становились все чаще. Антон уже стал привыкать к ним и только удивлялся: почему папа и мама не могут жить мирно? Раньше отец домой с завода приходил сразу после окончания работы, а теперь появлялся в семье поздно вечером, иногда же и вовсе не ночевал. «Оставил мастер на третью смену», — грубо кидал он в ответ на расспросы матери.

Антон уже совсем было заснул, когда новая вспышка ссоры за стеной заставила его приподняться на локте. Сегодня что-то родители никак не могли угомониться.

Из-за ширмочки, шаркая войлочными шлепанцами, появилась бабушка Настя.

— Спи, спи, мальчик, — сказала она, запахивая халат. — Без тебя старшие разберутся.

— Чего они там, бабушка? — недовольно спросил Антон и зевнул. — Папа что-то со стола сбросил?

— Тиранит, проклятущий, всем душу, — пробормотала старуха. — Никому от него покою нету. Думает, без него кусок хлеба не достанем. Укладывайся, укладывайся, еще и не светает. — Она поправила Антону подушку.

Паренек подложил под голову кулак и через минуту сладко и крепко спал.

Яркое апрельское солнце било в окно, когда мать разбудила его, чтобы идти в школу. Из ночного разговора Антон ничего не помнил, весело спрыгнул босыми ногами на пол.

— Эх, денек сегодня! Значит, будем в кружке ракеты запускать. Ты, ма, уже на работу?

Вера Михайловна причесывала перед зеркалом свои густые и длинные каштановые волосы, они были мягкие, и Антон с детства помнил их ласковое прикосновение. Мать через зеркало встретилась с ним взглядом и ничего не ответила. Антон заметил, что ее обычно смуглое, легко поддающееся загару лицо сегодня было бледное, усталое, под глазами легли синяки.

«Не выспалась? Да, да, ведь ночью с папой о чем-то ссорились».

— В школу не опаздывай, — дала Вера Михайловна обычный наказ. — Бабушка тебя покормит.

— Есть, товарищ командир, не опаздывать! — шутливо отчеканил Антон и, сдвинув пятки, отдал честь. — И насчет завтрака будет выполнено!

— У тебя кружок вечером?

— Так точно! Технический… ракеты должны запускать. Может, еще успею и в спортсекцию. Инструктор новый прием самбо обещал нам показать.

— Пожалуйста, допоздна не задерживайся. Эти твои увлечения… в первую очередь уроки надо делать. Понял? Учиться хорошо. И вообще. Бабушка нервничает, когда к обеду запаздываешь.

— А ты разве дома не будешь? — сразу становясь серьезным, спросил Антон.

— Уезжаю в командировку.

— Когда вернешься? В понедельник у нас в школе родительское собрание. Не забыла?

— Постараюсь быть в воскресенье к вечеру.

Отца в эту пору дома никогда уже не бывало, на завод он уходил рано. Антон чмокнул мать в щеку и побежал умываться.