На большой дороге - страница 10

стр.

Венец убил четверых пауков. Их тела лежали брюхом вверх на обочине, а перевернутые ноги обмякли и свисали, как сгнившие поганки. Из-за невысоких холмов, окаймляющих дорогу, появился еще с десяток, а то и более пауков. Они медленно приближались к неподвижному фургону. Вот уже передние подобрались к мертвым сородичам, собираясь ими подкрепиться. Еще несколько тварей пожирали глазами лошадей.

Те, не имея возможности вырваться из упряжки, нервно пританцовывали, встревоженно взбивая копытами грязь. Это были крупные выносливые животные, черные, как смерть, с длинными тонкими ушами и высокими лбами, за которыми скрывался мозг, не только не уступающий человеческому, но и превосходящий по развитию разум кое-кого из людей. Дождь досаждал лошадям, но не мог им серьезно навредить, а от пауков они без труда сумели бы отбрыкаться. Им просто не нравилось происходящее.

Лист был намерен как можно быстрее увести их отсюда.

Все, что попало под дождь, покрылось слизью, и дорога превратилась в подобие болота, скользкого как лед. А это было чревато неприятностями. Если лошадь поскользнется и упадет, то может повредить ногу — а от этого пострадает вся упряжка. Пока покалеченные черные кобылы будут метаться в грязи, подоспеют голодные пауки. Взметнутся ядовитые когти, ударят парализующие жала, и лошадям не спастись от острых зубов и крепких челюстей. Чтобы преодолеть этот размокший отрезок дороги, придется постоянно успокаивать и увещевать черных кобыл, передавать им свою силу. Тяжкий труд, подкосивший беднягу Жало.

Лист провел поводьями по лбу и приготовился погрузиться в транс — общения с животными при бодрствующем разуме не получится. Перед этим он осмотрелся: вдруг Незримый вновь даст о себе знать. Нет, никого.

Отлично.

Лист закрыл глаза и представил ход, узкий и темный, уходящий под землю.

Направился к нему.

Задержался на миг.

И вошел.


Он плыл, плыл, увлекаемый теплыми спокойными потоками, медленно кружил по уходящей вниз спирали, как сухой листок на легком ветерке. Мимо скользили стены, вогнутые, кристально прозрачные, светящиеся изнутри. Чем глубже он опускался, тем ярче становилось это свечение. Мерцающие алые и голубые цветы, хрупкие, как стекло, один за другим прорастали из трещин.

Он все погружался и погружался, ничего не касаясь. Ниже, ниже…

Его замедленное падение окончилось в круглом помещении с гладкими стенами. Лист опустился на пол из черного камня, ровный и скользкий, и представил, что пол такой же мягкий, податливый и теплый, как материнское чрево. Все цвета здесь были размытыми, а звуки — приглушенными. Откуда-то издалека доносился бой барабанов: тра-та-та… тра-та-та… бумм… бумм… Теперь Лист мог войти в полный контакт с разумом лошадей.

Его дух полетел к ним, опутал их, вобрал в себя. Лист ощущал сознание каждой кобылы, чувствовал быструю смену их эмоций, хоровод разных образов, страхи. Каждая лошадь по-своему воспринимала дождь, пауков и размытую дорогу. Тревога и страх, ярость и подавленность, возбуждение и оцепенение…

Лист передал им свою силу. Сбил их в одну команду. Ну же, соберитесь, везите нас вперед. Вот дорога, мы должны ехать!

Кобылы начали расшевеливаться.

Они хорошо отреагировали на его мысленное прикосновение. Лист был уверен, что как возница он им нравится больше, чем Тень и Жало: Жало слишком нервный, а Тень слишком мягкая. Лист держал их всех вместе, с легкостью направлял упряжку, а кобылам как раз и надо чувствовать, что ими управляют. Да, они были умны, каждая из них обладала индивидуальностью, имела цели и идеалы. Но они оставались тягловой силой, и Лист никогда об этом не забывал, да и кобылы тоже.

Ну, давайте. Вперед.

Дорога была ужасной. Лошади с трудом продвигались по ней, чавкая копытами по грязи. Лист воспринимал их жалобы: «Нам холодно, мы промокли, нам скучно». Он послал лошадям мыслеобраз крыльев, чтобы им стало легче. Желая успокоить их, он представил, как они скачут легкой рысью по сухой дороге солнечным теплым днем. Передал им образы зеленых холмов и желтых цветов, вообразил трепетание крыльев колибри и жужжание пчел. Он преподнес лошадям ласковое лето, и они успокоились, подняли головы, расправили свои выдуманные крылья и воспрянули духом. Теперь они ничего не имели против того, чтобы тянуть фургон. Роторы радостно гудели, и воздушный дворец продолжал скользить над землей.