На борту С-56 - страница 39

А Якову Лемперту пришло время расставаться с усами. Товарищи потребовали от него неукоснительного выполнения условий спора. Одну сторону усов друзья на законном основании остригли ему ножницами и заставили побрить. Вторую трогать не разрешают. Сам сказал: один транспорт — один ус; топи еще один — и брейся на здоровье. Напрасно торпедист ссылался на законы симметрии, на эстетику. Друзья были неумолимы. Пришлось вмешаться мне.

— Жаль, кормой стреляли, а не носом, — говорил бывший усач. — Торпед-то в носу побольше, минимум на два корабля хватит! С кормовым залпом попал я в тяжелое положение. Не заступись за меня командир, ходить бы с одним усом.

— Заступиться-то я заступился, товарищ Лемперт, — говорю я, — но ведь долги рано или поздно отдавать нужно. Так что второй транспорт за вами!

— Это так, товарищ капитан-лейтенант…

— Что ж, товарищи, поможем Лемперту долг отдать в этом походе?

Курильщики, собравшиеся в рубке, дружно выражают согласие.

Так и решаем. Будем искать и топить врага.

Первая победа прибавила нам уверенности в своих силах. Не напрасно, значит, потрачено время на учебу. И первая победа нашей подводной лодки не останется единственной, не будет последней. В это верим твердо.

Дни поиска томительно однообразны. Боевые вахты следуют одна за другой строго по расписанию. Те, кто не занят по службе, стараются меньше: двигаться, экономя кислород. Лежат, читают, спят, отдыхают. Но что это за отдых! Как говорится, сон в полглаза. Стоит запустить помпу, вентилятор или пройтись по настилу, спящие поднимают голову. Сознание постоянной опасности приучает отдыхать чутко. Нервы напряжены. Вот тут-то особенно нужны острое словцо, шутка — та, о которой говорил Василий Теркин.

Поводов к шуткам и остротам много. Порой они хлесткие, но всегда беззлобные. Например, в первом отсеке "жертвой" шуток чаще других бывает радист Бирев — большой любитель поесть и поспать. Вот съел Бирев в один присест три обеденные порции, и в отсеке начинают серьезным тоном обсуждать вопрос о том, хватит ли запаса сжатого воздуха выровнять аварийный дифферент, если Бирев вздумает перейти в седьмой отсек. Когда большинство отдыхающих в отсеке решает, что радист спит слишком долго, его будят, говоря: "Вставай! Была команда на швартовы становиться. Пришли в базу!". Под общий смех Бирев вскакивает с койки, но, поняв, что это шутка, смеется вместе со всеми.

Любят пошутить и в кают-компании. Даже сам Дмитрий Тимофеевич Богачев, серьезный и всеми уважаемый на лодке человек, не прочь "подсечь на крюк" кого-либо из офицеров. Не обижается, когда и самого "подсекут".

Сегодня он не заметил, как угодил в "сети", расставленные Ивановым и Скопиным. Обедают они втроем. Богачев что-то с увлечением рассказывает о Чудове. О своем родном городке он может рассказывать часами. Еще во Владивостоке мы знали о стекольном заводе, спичечной фабрике и трех товарных станциях, запомнили даже фамилии, имена и отчества некоторых жителей.

Перемигнувшись с Ивановым, Скопин прикидывается овечкой.

— А где находится Чудово?

— Под Ленинградом, — охотно отвечает, не видя подвоха, Богачев.

— Милая болезнь многих жителей городов, примыкающих к столице и Ленинграду. Ведь даже кое-кто из рязанцев считают себя москвичами, на том основании, что Рязань находится "под Москвой".

Лейтенанты еще раз переглянулись: дескать, "клюнуло".

Теперь уже Иванов пускается в пространные рассуждения, из которых явствует, что дело обстоит как раз наоборот: что не Чудово находится под Ленинградом, а Ленинград ютится под Чудовом…

Скопин возражает. Он уверяет, что Чудово — это страшная глухомань и что он где-то даже читал, будто в десятую годовщину Октября из Чудова посылались ходоки в Москву узнать, правда ли, что свергли царя…

Этого Дмитрий Тимофеевич не выдерживает и покидает поле брани. Приходится мне выйти из каюты и перевести разговор на более "мирную" тему.

Конечно, не только в шутливых разговорах проходит досуг. Моряки слушают короткие беседы отсечных агитаторов. Много читают, играют в шахматы. Не обходится и без "козла".