На бурных перекатах - страница 5

Она узнала его, улыбнулась сквозь слезы:

– Ты все же решил рассказать мне о деньгах, которые не ведутся?

Он не принял шутки и не слишком мягко повторил:

– Не убивайся, говорю, понапрасну. Ну, не расспрашивай его, бесполезно. Не помнит он ничего. Да и слышит неважно на одно ухо, погромче говорить нужно. – И охотно пояснил: – Нас с ним обоих фугасом накрыло, когда он меня, раненого, из боя вытаскивал.

Вот и остались: я без обеих ног, но с памятью, а Сергей с одной и без памяти. Вроде как уравняли нас. Да ты сама-то кто ему будешь, что так ревешь?

– Жена я его, – всхлипнула женщина. – Вера Медянская.

– Жена, – упавшим голосом откликнулся матрос.

Известие явно не обрадовало его. – Да, правда твоя, и он – Медянский. – Жора, как бы ища помощи, огляделся и, не найдя ее, указал на аккуратный палисадник, тянувшийся вдоль перрона: – Пойдемте-ка вон туда, там лавка есть.

Вера ловким движением подхватила гармошку за ремень, и держась за руку безучастно взиравшего на все Сергея, прошла и села с ним на указанной массивной скамейке. Матрос подкатился на тележке, встал напротив и, вскинув глаза на гармониста, повысил голос:

– Сергей, слышь, это твоя жена, Вера. Вспоминаешь? Ну, постарайся.

По глазам солдата видно, как усиленно напрягает он то, что когда-то было его памятью. На лбу от напряжения проступают капельки пота. Но – тщетно. Сергей виновато улыбается и качает головой.

– Не-а, – вздыхает моряк, и на глаза его наворачиваются слезы, – не вспомнит. А как тут вспомнить, если он полгода между жизнью и смертью дрейфовал?!

Это, брат ты мой, такое уж плавание, что, кроме него, вряд ли что упомнишь. – И с неприкрытой тоской в голосе: – Дак ты теперь с собой заберешь его, что ли?

Вера, ни на миг не отпускавшая рук Сергея, не поняла его тоски:

– Ну, а как бы ты думал? Я ж его чуть ли не десять лет ждала... – И осеклась в догадке: – А как же он на фронте оказался? Ведь он же...

Матрос немного помедлил и вместо ответа вытащил из нагрудного кармана фланельки медаль:

– Возьми, мать. Он ее больше заслужил. Его представили, но не дали. Потому что он штрафник. О штрафбате слыхала? Ну вот, он оттуда. В том бою они почти все полегли. Они впереди нас – морской пехоты – в атаку шли, потому что мы вместе с ними ту высоту брали. Если не сказать – за их счет. Да, потому что они почти все безоружными шли. Только криком и подбадривали себя для большего понта. Ну, а потом вместе, кто в живых остался, удерживали высоту до прихода подмоги. Уже с оружием, которое отбили у немцев. Он мне жизнь спас тогда, так что медаль его и есть. Бери-бери, я все одно не могу ее носить. Вот когда ему дадут, – а дадут обязательно, – то и я свою приколю. Тогда и вернете ее Георгию Видову, то бишь, мне. Запомнишь? – И пояснил, махнув рукой куда-то в сторону: – Мы тут при госпитале пока обитаемся. Ну, Серега, на прощание! – он тоскливо вздохнул и, запрокинув голову, отпил из четушки. Потом передал другу: – Давай!

По-видимому, лишь теперь до Сергея стал доходить смысл их беседы, и он отстранил предложенную бутылку.

– Я тебя не оставлю, – только и сказал. – И никуда не поеду.

– А никуда ехать и не надо, – прижалась Вера к его плечу. – И уже погромче, глядя ему прямо в глаза: – Мы ведь с мамой твоей здесь, в поселке, живем. И кто сказал, что мы его оставим? Будет жить у нас. У нас дома всем места хватит. Там и память к тебе вернется. Вот увидишь маму свою, и все вспомнишь. Есть, есть, Сережа, у тебя мама, живая еще. Нина Ивановна всего месяц назад у меня на свиданке была. И ждет меня. Я ведь уже три дня как должна была выйти. А вышла вот только сегодня. Сегодня мне вольную дали.

Я эти две ночи еле пережила, думала, они никогда не кончатся. А оно вон как обернулось: это же Господь специально придержал меня, чтобы мы встретились...

Вот здесь, на перроне. – Глаза ее вновь наполнились слезами: – Если бы вы уехали, то уже никогда бы не нашла тебя. Никогда. – Она тряхнула головой, как бы прогоняя грусть: – Ну, хватит причитать. Даже не представляю, что будет с мамой, когда мы заявимся к ней. Ждала одну, а тут сразу трое. Все, пошли. У вас вещи-то какие есть?