На дорогах Афганистана - страница 3

По типу одежды жителей Кабула можно разделить на три основные группы. Первая — европейский костюм и обувь, белая рубашка, галстук, каракулевая шапка на голове; вторая — белая, выпущенная поверх широких шаровар рубашка, кожаные сандалии, жилет, белая или черная чалма; наконец, третья группа — нечто среднее: пиджак поверх рубашки и жилета, шапка вместо чалмы. Этот последний стиль, показался мне весьма забавным.

Спустя некоторое время я заметил, что по мере приближения к европеизированному району Шаринау европейский костюм становился все более характерным, прохожие в чалмах уже не попадались нам навстречу.

Улицы в Кабуле асфальтированы. Тротуар отделен от мостовой глубоким рвом шириной в несколько десятков сантиметров, наполненным водой. Здесь моют овощи, руки, полощут белье. Такой канал называется джуй. Джуи есть повсюду, где существует жизнь. Они несут воду. Сотни, тысячи километров джуи в городах, деревнях, на полях уже десятки столетий являются объектом основной заботы и важнейшим источником существования опаленной солнцем страны. Можно обойтись без дорог, без мостов, шахт и фабрик, но только не без воды.

В Кабул дополнительно подается питьевая вода с гор, находящихся в двадцати километрах от города. Но лишь немногие дома европейского района подключены к этому трубопроводу. И всего несколько общедоступных кранов являются источником заработка водоносов.

Вот и сейчас перед нами движется полусогнутая фигура. Покачивающаяся походка, на голове — цветная круглая шапочка. За спиной — водонепроницаемый мешок из козьей шкуры, снятой целиком. Все отверстия в шкуре, за исключением одного, заткнутого колышком, — это водоспуск, — плотно зашиты. На склоненных — почти до самой земли плечах водоноса — несколько десятков литров воды. Искаженное от усилий лицо ничего не выражает. Вероятно, глаза сказали бы больше… но их почти невозможно увидеть.

Минута — и раздутая от воды козья шкура, грязный кафтан, голубые шаровары и кожаные плетенки на ногах исчезли в темной глотке узенькой улочки.

Человек на службе у воды… Это можно воспринимать романтически, только вот носить тяжело… Долгие годы, а может быть и всю жизнь, ходит покачиваясь водонос, согбенный под тяжестью воды…

Некоторое время мы шли с Зыгмунтом рядом, не произнося ни слова, занятые только созерцанием.

Магазины попадались двух разновидностей: одни — совсем как наши, с витриной и входом, в других — покупали прямо на улице у сидящего среди товаров торговца.

Но вот мы попали в район, широкие, усаженные деревьями улицы которого утратили торговый характер. За высокими глиняными стенами виднелись пушистые зеленые кроны. В просветах между ними вырисовывались смутные очертания высоких горных цепей, пересеченных горизонтальными слоями белых облаков. На некоторых вершинах снежные шапки отражали красноватый блеск заходящего солнца.

Уже стемнело, когда мы прочли на медной табличке: «Посольство Польской Народной Республики». Короткое «Стой!», непроизвольное движение руки, поправляющей галстук, — и я нажимаю кнопку звонка у калитки, ведущей в сад.

На лестнице особняка показался служащий в белом костюме. Он проводил нас в салон, где через минуту появился поверенный в делах. Никогда прежде мне не приходилось иметь дело с дипломатами, но мое представление о них удивительно совпало с тем, что я увидел в посольстве: обаятельная улыбка, сдержанность движений, свободный, уверенный стиль поведения. В течение часа мы узнали обо всем, что хотел сказать нам советник, и ответили на его вопросы.

Эту беседу можно было смело назвать первой лекцией не столько об Афганистане, сколько о жителях этой страны, об их национальной гордости, гостеприимстве и о том значении, которое они придают такту во взаимоотношениях между людьми.

— И еще один деликатный совет, — закончил советник. — Прошу вас, ведите себя так, как будто вы не подозреваете о существовании в этой стране женщин.

Я припомнил разговор в самолете.

Беседа стала непринужденной. Нас представили торговому советнику и милым женам обоих сотрудников посольства. Кофе, пирожные, разговор обо всем и ни о чем: что слышно на родине, как живется здесь?