На другой день - страница 15

— Да у меня, можно сказать, короткий рассказ: родился в бедности, рос в нужде, воевал. Отгремела гражданская, обратно подался на производство, потому как токарное мастерство с малолетства знакомое. — Говоря это, Михаил Михалыч вразвалочку ходил по кабинету, оставив на стуле пузатый из черной залоснившейся кожи портфель. — Стал поразвитей, поактивнее, выдвинули в местком, понаторел на профсоюзной работе в низовке — в дорпрофсож. И пошло, пошло накручивать гайку. В Отечественную понадобились руководящие кадры номерному заводу — путевка в зубы, сюда. Тут, правда… неувязочка получилась, но дело прошлое, забывное. Стал вопрос укрепить кадрами заводское подсобное, а кто к черту на кулички пойдет? Да послать Токмакова, мужик свой, не откажется. Дал согласие, какой может быть у партийца отказ…

Павел Иванович, может, и остановил бы рассказчика, — зачем ему эти сведения! — но он не столько слушал его, сколько разглядывал: приземистый, с оплывшим лицом, шея толстая, голова почти вросла в плечи; гимнастерка военного образца с одной складкой на широкой спине, на потном лбу две волнистые складки-морщины… Когда тот досказал до конца, Дружинин спросил:

— А какое у вас дело, специально приехали с подсобного?

— У меня-то? — стал бочком к столу Токмаков. — Если сложить вместе, много получится дел. — Он одернул на себе гимнастерку, попытался расправить ее под ремнем, но складка какой была, такой и осталась. — Другому может казаться, сидит Михал Михалыч у себя на подсобном, любуется загородной природой, ни хлопот ему, ни заботушки. Ан нет: дня отдыха, братец ты мой, за все лето не видывал. — Он присел к столу. — Ведь у нас чисто как по-крестьянскому: вырастил — убери, положи к месту, надоил молока — залей в тару, вези в город в таре, ибо — жидкость. Э-э, дорогой товарищ Дружинин, в нашем деле без посуды стеклянной, деревянной и металлической шагу не ступишь, обязательно споткнешься. А она, проклятая тара, колотится, бьется…

— Ну, хорошо, — прервал его Павел Иванович, — если у вас не хватает посуды, подавайте заявку, обеспечим самым необходимым…

— Да пока-то нуждишки особенной нет, потому — не сезон. А уж сезон начнется, тогда, Михал Михалыч, о-го! развернись!

— …если насчет готовой продукции, то, сами знаете, надо пройти в ОРС.

— Был! — прихлопнул широкой ладонью по столу Токмаков. — Пробежал по всем кабинетам заводоуправления, даже к вахтерам-пожарникам заглянул. Ведь тянет по прежней службишке! И в вашем кабинете мало ли было провернуто наболевших вопросов… Всех знакомых и незнакомых обошел, постучался к вам, для знакомства и контакту.

«Черт тебя побери! — мысленно выругался Дружинин. — Морочит голову полчаса»…

— Ну, хорошо, раз у вас никаких вопросов ко мне нет, они будут у меня, только там, на месте.

— Выезжаете к нам? — По лицу Михал Михалыча разлилась довольная улыбка.

— Завтра утром, вместе с начальником ОРСа.

— Вот хорошо-то! Будем с нетерпением ждать.

Оставшись один, Дружинин долго сидел неподвижно, в раздумье. Разношерстный на заводе народ. Подраспущенный. Пожалей другого, только сделаешь хуже. А Михаил Иннокентьевич, видимо, очень жалеет. Деликатен да мягкотел… И в то же время нравился этот человек. О квартире Баскаковых он, Дружинин, чуть заикнулся, директор уже подтвердил: «Да, требуется капитальный ремонт. Вчера я приказал жилищному управлению, сделают вне очереди». Через несколько дней встретились на планерке — «Выделены и материалы, и люди», — хотя Павел Иванович знал это и сам.

Теперь, остановившись в распахнутой двери, Михаил Иннокентьевич воскликнул:

— Закончили! Вам еще не докладывали работники жилищного управления?

Дружинин сразу догадался, о чем именно разговор.

— Нет.

— Видимо, не успели. — Михаил Иннокентьевич сел на диван, скрестив маленькие, чуть ли не в подростковых ботиночках ноги.

— Уж очень быстро или, выражаясь официальным языком, оперативно сделали, — несколько смущенно проговорил Павел Иванович. — Может быть, плохо отремонтировали или не все, что требовалось, сделали?

— Все, Павел Иванович, и все, как надо, сам проверил сейчас.

— Даже? — Дружинин готов был облобызать этого человека, не посчитавшегося с личной загруженностью, чтобы устроить семью погибшего фронтовика. Вообще человек он отзывчивый, ясный, что бы там ни говорили мастер Кучеренко и даже министр, что бы ни подумывал иной раз сам. По своей откровенности сразу же, при первой встрече, рассказал о всех недостатках в работе завода, ни в чем не выказал себя, свои достижения, наоборот, повторил: «Слаб еще. Слаб!».