На фарватерах Севастополя - страница 38
Так продолжалось до середины октября. В ночь на пятнадцатое в Одесском порту у причалов и пристаней сосредоточились транспорты и суда, ожидая отхода войск с передовых позиций. А на рейде на якорях стояли затемненные, но готовые открыть огонь в любой момент крейсеры и эсминцы.
С наступлением темноты по улицам Одессы стали отходить к порту боевые части главных сил с оружием и техникой. На передовых позициях остались батальоны прикрытия.
В двадцать два часа началась погрузка главных сил на корабли и транспорта, а в полночь оставили позиции и батальоны прикрытия. Вместо них, по договоренности командования, позиции заняли и открыли огонь партизанские отряды, воевавшие в районе Одессы. Эта хитрость удалась. Противник не заметил отхода войск Приморской армии.
В 3 часа ночи закончилась погрузка войск. В ней участвовали наши четыре тральщика и катера–охотники. Возглавлял этот отряд капитан–лейтенант Л. Г. Леут. Действовал он четко и организованно, благодаря чему и посадка была закончена раньше срока.
А обстановка в порту была сложная. Днем наши корабли бомбила авиация противника, ночью фашисты обстреливали причалы зажигательными снарядами. И все же к 5 часам утра из порта вышел последний транспорт. Капитан–лейтенант Леут на тральщике подошел к борту крейсера «Червона Украина» и доложил контр–адмиралу Владимирскому, что в порту транспортов не осталось. Они выходили в темноте на внешний рейд за Воронцовский маяк, и там их встречали корабли охранения. Около шести часов утра, до наступления рассвета, покинули Одессу и крейсеры, прикрывая от нападения противника уже идущий на Севастополь отряд кораблей и транспортов.
Последними отходили из Одесского порта базовый тральщик нашего соединения «Взрыватель» под командованием капитан–лейтенанта Трясцина и катер командира ОВРа Одессы Давыдова.
Тральщик «Взрыватель» имел особое задание: поставить мины у входа в порт и на внешнем рейде Одессы.
Было свежее октябрьское утро, холодные капли росы тускло блестели на медных поручнях, на крашеных стволах пушек, на ворсинках шинели.
Трясцин с тяжелым чувством смотрел на высокий берег, где в редкой предутренней дымке лежал не так давно прекрасный город и порт. А сейчас он видел разбитые дома, мертвые сады, разрушенные памятники. В порту стояли полузатопленные баржи и катера, искалеченные краны.
Порт опустел. Ни одного транспорта, ни одного буксира, у которого мог еще вращаться винт, не осталось.
— Пора сниматься с якоря, — сказал Трясцин поднявшемуся на мостик штурману Марковчину.
Корабли все дальше уходили в море и стали уже скрываться за горизонтом, когда, закончив свою работу, тральщик «Взрыватель» вышел в открытое море и лег курсом на Севастополь. На палубе и в кубриках корабля были солдаты и морские пехотинцы, которых матросы устраивали на своих койках, поили чаем, и кок в белом колпаке уже который раз выглядывал из камбуза, беспокоясь, все ли накормлены.
Наконец он вышел на верхнюю палубу и, увидев сидящего на корточках щуплого бойца в стеганом ватнике и пилотке, с аппетитом опорожнявшего котелок с макаронами по–флотски, спросил:
— Ну как, пехота, морской харч? Годен к употреблению?
— Да ничего… И у нас на бережку неплохо кормят! — ответил тот весело, приподняв голову от котелка и рассматривая внимательно кока. И затем добавил нараспев: — Пе–хо–та! Ты еще, наверное, дружок, на клотик чай пить ходил, когда я на «Парижской коммуне» трюмным машинистом был.
— Ну, извиняйте! Осечка вышла, своих не узнал! — смущенно ответил кок, в свою очередь разглядывая морского пехотинца. — Может, чаю горячего выпьешь, браток?
— Ну что же, чай — не водка. Можно будет, — ответил пехотинец примирительно и направился к камбузу.
Вот и солнце поднялось уже высоко над Одессой, а фашисты так и не решились наступать. Более того, партизаны продолжали вести огонь и лишь днем семнадцатого октября разведывательные части румыно–фашистских войск, преодолевая сопротивление партизан и минные поля, осторожно вошли в город.
Шестнадцатого октября авиация противника обнаружила в море корабли. Они шли на Севастополь.