На фронте затишье - страница 8

Потом сразу началась артобработка, немцы разозлились. С особой яростью они гвоздили опять по артиллеристам. Думая, что на часовенке наблюдатель, они били по ней, пока не сравняли с землей, не перерыли вокруг всю землю, и там стало не зелено, а желто от поднятой глины.

Ночью хоронили мы своих. В логу была воронка от тяжелого снаряда, мы снесли туда трупы, сложили в два ряда и закидали плитняком и дерном. Среди погибших был и Вася Селезнев. У него оторвало голову, я признал его по новым сапогам, которые неделю назад выдал, и по якорю на руке.

В эту ночь Михеич приехал под утро и, разливая по ведрам, долго скреб ковшом по котлу, залез в него с головой и выскребал ложкой.

— Не досолены галушки-то, — сказал он. — Кончилась соль.

Когда казаки ушли, он распряг Фенечку, долго обтирал ее. Потом сел на оглоблю кухни и сказал:

— Ну, старшина, все. Больше варить нечего.

Я каждый день ждал этих слов и больше всего боялся их. Оказывается, еще вчера бросил он последнюю горсть крупы, но не говорил мне, чтобы не расстраивать. Сегодня целый день копал под разбитым домом, разыскивая погреб. Переворочал гору мусора, но в бункере, наверное, еще до боев кто-то побывал. Все же нашел немного муки, получились галушки. Артиллеристы и пехота тоже роют, перерыли под всеми домами, больше ничего не найдешь.

— Может, Михеич, суп из крапивы… — неуверенно сказал я.

— Какая крапива, старшина. Все посрезали. Двое из пехоты надумали сползать ночью за картошкой в немецкое расположение. Убили.

Мы молчали.

— Говорят, ихнюю танку подбили? — спросил он.

— Подбили. В клеверище, на нейтральной зоне.

Он спустился к ручью, свел лошадь, запятил ее в узкую щель между валунов.

— Ты куда, Михеич? — спросил я.

— Погляжу, — неопределенно ответил он.

Начался пятый день. То ли мы мешали немцам, что сидели у них в тылу, то ли пришло время уничтожить нас, но в этот день, наконец, пошли они в атаку с десантом. Как всегда, еще в сумерках в лесу зарычали танки, гул все нарастал, и вот «тигры» выползли и помчались по фронту. За танками — бронетранспортеры с пехотой. Мы оглядывались на горки: оживет ли наша артиллерия? Ожила: хоть реденько, но ударили, свалили два транспортера, зажгли танк. Но десант все же прошел. Немцы соскакивали, цепью бежали на нас. Ну, держись, хлопцы, не заело бы автомат. Человек не танк, тело у немца тоже из мяса и косточек, как и у нас, грешных. Они строчили на ходу, падали. Это, и правда, были тотальники — мальчишки: офицера издали отличишь по росту. Шли как на ученье: короткая перебежка — упал, снова — бросок. Упрямые мальчишки: некоторые успевали добежать саженей на тридцать, а пехота, у которой не было автоматов, колола их штыками. Они потом говорили, что некоторые тотальники бежали босые, разулись, чтобы скорее бежать…

И еще раз ходили в этот день тотальники: командиры натаскивали их всерьез, и на нейтральной полосе, на давно скошенном и снова отросшем клеверище, кучами лежали они с ранцами за спинами, как будто шли в школу…

Казаки ждали ночи. Они были уверены, что Михеич приедет и привезет что-нибудь. В соседних эскадронах повара возили уже третьи сутки кипяток. Кипяток все равно разбирали, все же что-то теплое. Варили какое-то месиво из травы, но командир дивизиона запретил: боялись поноса. Только у нас все еще получали пищу, хоть раз в сутки, но все же что-то бывало. Каково же, думал я, голодом ждать следующего дня, такого же, как сегодня?

Я не говорил, что у нас тоже все кончилось, не сказал даже капитану, уверенный, что Михеич не приедет, а если приедет, то привезет тоже кипятку… Но я ошибся.

Кто-то из лога крикнул:

— За ужином! Михеич приехал.

Я спустился в лог. Михеич был веселый.

— Ты, Моисеенко, спел бы, — пошутил он.

Моисеенко поднял от котелка голову, измученно шмыгнул носом. Ну, плохи наши дела, если выдохся и сгорбился даже Моисеенко. Я знал его давно, и в первый раз видел, чтобы он не врал и не хорохорился.

— Трофейный суп-то, — сказал Михеич. — Немецкий. В ихней танке тушонку обнаружил.

— Туда же лазили раз пять, — удивился я.

— Разве ж умеют искать?

От голода, от жары днем спали, оживляясь только во время атак, равнодушные к минометному обстрелу. Офицеры, сами тощие, как тени, ходили по траншее и будили казаков, чтобы хоть кто-то по очереди следил за немцем. Были на исходе и патроны — диска по два осталось на автомат, и ночью пришлось посылать обснимать трупы. Вместе с патронами приносили галеты, фляжки с вином.